Вдали от безумной толпы

Итак, в тот самый день муж Батшебы, не имея определенных планов на будущее, по беспечности оказался вместе с бродячим цирком на ярмарке в Гринхилле. Когда мягкое осеннее солнце стало клониться к закату, перед шатром разыгралась следующая сцена. Батшеба, привезенная на ярмарку своим подсобным работником Пурграссом, услыхала, как и все, что мистер Фрэнсис, «великий заокеанский наездник», будет представлять Турпина. Она была отнюдь не так стара и обременена заботами, чтобы в ней не проснулось любопытство. Представление конного цирка, несомненно, являло собой самое значительное из всех ярмарочных зрелищ; другие увеселения выглядели в его тени как цыплята подле курицы. Публика уже набилась в шатер, и Болдвуд, целый день искавший повода заговорить с Батшебой, воспользовался сейчас ее одиночеством.

– Надеюсь, миссис Трой, торговля шла хорошо? – спросил он, превозмогая волнение.

– О да, благодарю вас, – ответила Батшеба, и на щеках ее возникли два розовых пятнышка. – Мне повезло: все стадо купили сразу же. Даже в загон вести не пришлось.

– Стало быть, теперь вы свободы?

– Да, только через два часа мне нужно встретиться еще с одним человеком. Иначе бы я уже уехала. А вы видели представление «Турпин едет в Йорк»? Он, этот Турпин, в самом деле жил, не так ли?

– Точно так. Помнится, Когген даже говорил, что какой-то его родственник близко знавал Тома Кинга, друга Турпина.

– Когген вечно рассказывает о своей родне всякие небылицы.

– Да, да, он таков. И все же Турпин – лицо невымышленное. Вы, полагаю, еще не видели пьесы?

– Нет. Когда я была моложе, меня в такие места не пускали. О, кажется, лошадь топочет! Какой крик поднялся!

– Должно быть, вывели Черную Бесс. Правильно ли я понимаю, миссис Трой, что вам хотелось бы посмотреть представление? Простите, если ошибаюсь, но я бы охотно достал для вас место. – Увидев, что Батшеба колеблется, Болдвуд прибавил: – Сам я не останусь. Я уже видел спектакль.

Батшебе в самом деле хотелось посмотреть представление, но войти в шатер без провожатого она опасалась. Обыкновенно в таких случаях ее выручал Оук – это было его неотчуждаемой привилегией. Однако он куда-то запропал.

– Если бы вы сначала заглянули и узнали, есть ли место, я бы, пожалуй, зашла на минутку-другую.

Очень скоро Батшеба появилась в шатре в сопровождении Болдвуда, который тотчас удалился, подведя ее к «заказному» месту – возвышению со скамьей, накрытой красной тканью, и ковриком для ног. К своему смущению, Батшеба обнаружила, что все остальные зрители не сидят, а стоят по краям арены, откуда им открывается вдвое лучший вид за вдвое меньшие деньги. На нее, почетную посетительницу, одиноко восседающую на пурпурном троне, устремилось не меньше глаз, чем на клоунов и пони, блиставших своим искусством в центре круга. Турпин еще не выходил.

Батшеба решила, что, раз уж заплачено, нужно остаться и пользоваться положением. Она села поудобней, расправила юбки, заняв пустующие места справа и слева, и преобразила весь шатер своею горделивой женственностью. В толпе, теснившейся прямо перед ее возвышением, она скоро увидала красную шею Джена Коггена, а рядом с ним благообразный профиль Джозефа Пурграсса.

В шатре царил необычный полумрак. Полупрозрачный сияющий воздух осеннего вечера сообщал особую рембрандтовскую силу желтым лучам солнца, которые, проникая сквозь щели в холсте, струями золотой пыли пересекали голубоватую дымку под куполом и падали на противоположную стену, словно она была увешана множеством маленьких ламп.

Решив произвести рекогносцировку перед выходом на сцену, Трой из своей уборной заглянул в прорезь, сделанную в занавесе, и тотчас увидел жену, которая, ни о чем не подозревая, восседала на почетном месте, как королева на рыцарском турнире. Трой, совершенно обескураженный, попятился: конечно же, грим скрывал его лицо, но голос Батшеба наверняка узнает.

Несколько раз в продолжение этого дня ему приходило в голову, что его может увидеть кто-то из жителей Уэзербери или соседних деревень. «Ну и пускай себе», – думал Трой, беспечно пренебрегая риском. И вот перед ним сидела Батшеба собственной персоной. В действительности эта картина оказалась настолько сокрушительней тех, какие рисовало воображение, что он понял, как необдуманно поступил, согласившись выступать на ярмарке.

Красота Батшебы вмиг развеяла то равнодушие, с каким Трой вспоминал родные места и их жителей. Он не ожидал, что эта женщина вновь сможет в мгновение ока обрести над ним власть. Уж не выйти ли ему на сцену, как ни в чем не бывало? Нет, этого Трой не мог. Осторожность требовала, чтобы он оставался неизвестным, а кроме того, ему вдруг сделалось стыдно: красивая молодая жена, уже его презирающая, вероятно, станет презирать его еще сильнее, увидав, до какого положения он опустился. При этой мысли отставной сержант даже залился краской. Сейчас ему было, как никогда, обидно из-за того, что в свое время он поддался чувству отвращения к Уэзербери и теперь шатается по стране с бродячим цирком.