Вдохновленные розой

Ярким явлением в научных работах конца столетия, в том числе с точки зрения описания розы, становится «Исследование метаморфозы растения» (1790) И. В. Гёте, внесшее вклад в сравнительную морфологию растений. Розе он посвящает раздел XV «Разросшаяся роза» (Durchgewachsene Rose), параграф 103: «Все, что мы до сих пор пытались постичь только силой воображения и интеллекта, наиболее ясно показано нам на примере разросшейся розы. Чашечка и венчик расположены и развиты вокруг оси, но вместо того, чтобы семяприемник сжимался в центре, а мужские и женские генеративные части располагались на нем и вокруг него, стебель, наполовину красноватый, наполовину зеленоватый, снова приподнимается; на нем последовательно развиваются более мелкие темно-красные складчатые лепестки… Стебель продолжает расти, на нем уже снова видны шипы, следующие отдельные окрашенные листочки мельчают и, наконец, на глазах превращаются в полукрасные, полузеленые стеблевые листья, образуется ряд правильных узлов, из “глаз” которых снова появляются, хотя и несовершенные бутоны роз» (перевод и курсив наши. – С. Г.). Данный пример гармонично соединяет научное наблюдение с эстетическим восприятием розы.

В этом строгом научном жанре ботанического трактата, казалось бы, не должно найтись места для мистического восприятия цветов, за которыми наблюдает писатель-естествоиспытатель той эпохи. Тем не менее такие примеры встретить можно. Особенно в трудах второй половины XVIII в., когда сильным становится влияние английского сентиментализма и ощущается приближение раннего романтизма. Осуществляются попытки соединить выводы научных наблюдений с констатацией осуществления воли Провидения. Ярким примером являются труды Ж.-А. Бернарден де Сен-Пьера.

В его «Этюдах о природе» есть фрагмент, посвященный розе. На первый взгляд, речь идет о простом описании этого растения, но все же автор отклоняется от строгого научного стиля и вспоминает символическую связь цветка с вечными религиозными и мистическими ценностями. Ж.-А. Бернарден де Сен-Пьер называет это растение подарком Провидения человеку и признается, что предпочитает живые цветы цветам из гербариев: «Кто может узнать в засушенной розе королеву цветов? Чтобы она стала одновременно символом любви и философии, необходимо увидеть, как, выглядывая из расселины влажной скалы, она блестит среди зеленой листвы, как легкий ветерок раскачивает ее на стебле, усеянном шипами…»⁸⁹ (перевод наш. – С. Г.). Данный отрывок очень ясно иллюстрирует типичную атрибутивную символику «мистической розы»: куст, цветок и шипы, также фигурирует понятие «королевы цветов», «цветка цветов», то есть чего-то возвышенного, того, что находится над всем остальным в мире растений. Ж.-А. Бернарден де Сен-Пьер как естествоиспытатель показывает, что роза занимает самое высокое место не только в философии, но и в иерархии (или номенклатуре) цветов. Подобный эклектичный, соединяющий науку, религиозную мистику и интерес к мифологии, подход не находил понимания у большинства современников писателя, но встретил поддержку у ранних французских романтиков, например у Р. де Шатобриана – писателя и христианского миссионера, а также в произведениях писательницы С. Ф. Жанлис (1746–1830) «Цветы, или Художники» (1810), «Историческая и литературная ботаника» (1810), «Нравственный гербарий» (1799); позднее горячей поклонницей трудов Ж.-А. Бернарен де Сен-Пьера станет Жорж Санд, тоже страстно увлекавшаяся ботаникой и садоводством.

В XVIII в. были также распространены произведения, выполненные в жанре научной или описательной поэмы. Роза в них становится деталью декора садов и парков, красивым метафорическим сопоставлением, аллегорией (например, участница «бала цветов»), порой объектом наблюдения за погодными изменениями и метаморфозами природы.

Одним из наиболее ранних примеров стала поэма Дж. Томсона «Времена года» (1730). Автор в риторической манере, используя всевозможные тропы и отсылки к мифологическим сюжетам, описывает изменения, происходящие в природе от весны до зимы. И роза появляется во всех четырех частях. Весной и летом созревает и цветет дамасская роза: «…дамасская роза осыпается с каждого куста», «…где красуются лозы и розы опадают на кушетку», «…румяная дева, как летняя роза, расцветшая под лучами солнца» (здесь и далее перевод примеров наш. – С. Г.); осенью роза становится зрелой, совершенной как статуя («…воплощенная роза; статуя как будто дышит»), зимой же, заиндевелая, покоится под снегом и ветром («ни веселой шутки, ни песни… Все ее розы поникли»).