Вдова

Глен очень рассердился, что я высказала ей все, что думаю.

– Теперь это еще дольше протянется, Джин, – ворчал он. – Она будет считать, что должна защищаться, и продолжит давать интервью. Я же велел тебе ничего не отвечать.

Я, конечно, сказала, что очень сожалею, что не сдержалась, – но это не так. Я готова подписаться под каждым своим словом. И нынче же ночью позвоню в прямой эфир и снова это скажу. Мне доставляет удовольствие говорить это вслух, во всеуслышание. Пусть все знают, что это ее вина! Это она несла ответственность за нашу крошку, и именно из-за ее безответственности Беллу украли.

Меня усадили с горячим чаем в канцелярии, а сами отправились в кабинет посовещаться. Я по-любому была не в состоянии заниматься юридическими вопросами, а потому сидела тихонько в уголке, слушая негромкую болтовню секретарей, и в который раз вспоминала уличную сцену. Я снова стала невидимкой.

Кажется, прошла целая вечность, пока их переговоры закончились, и теперь мы стали обсуждать, как же нам выйти из конторы, чтобы не наткнуться на газетчиков. В итоге мы выбрались черным ходом и заторопились по тихому проулку с мусорными баками и оставленными велосипедами.

– Вряд ли они еще тут ошиваются, – сказал Том, – но рисковать все же не стоит. Наверно, сейчас они все это выложат на сайте, а уже завтра разнесут по газете. Это, конечно, повысит размер ущерба – если только говорить о деньгах.

Глен молча пожал ему руку, я просто махнула рукой в ответ. Мне не надо этих денег. Я лишь хочу, чтобы все это прекратилось.

Когда мы вернулись домой, Глен был со мной на редкость заботлив. Помог мне снять пальто, заставил усесться поудобнее, сам же пошел ставить чайник.

Сегодня годовщина. У себя в календаре я пометила эту дату точкой. Маленькой точечкой, которая вполне может сойти за пятнышко от соскользнувшей ручки, чтобы никто, ежели туда заглянет, этого не заметил.

Уже два года с того дня, как ее украли. Малышку так до сих пор и не нашли – должно быть, забравшие ее люди всех сумели убедить, что она их ребенок, и сама она уже считает их мамой и папой. Она совсем кроха и, наверное, вряд ли помнит свою настоящую мать. Надеюсь, она счастлива и они любят ее так же сильно, как любила бы я, случись ей оказаться здесь, со мною.

На какое-то мгновение я даже вижу, как она садится у нас на лестнице, смеется, сползает вниз, плюхаясь попкой по ступенькам. Представляю, как она зовет меня, чтобы я пришла и посмотрела на ее развлечение. Ведь она и впрямь могла быть здесь, если бы в тот день Глен привез ее ко мне.

После того как мы вернулись, Глен становится немногословен. Держит на коленях свой нетбук, а стоит мне подсесть к нему поближе – тут же его закрывает.

– Что ты там смотрел такое, милый? – спрашиваю.

– Да просто пролистывал спортивные страницы, – отмахивается он и тут же отправляется залить в машину из канистры бензин.

Я беру его нетбук, открываю. Компьютер говорит, что заблокирован, и я сижу, глядя на экран – на заставку, где наше с Гленом фото.

Вот и я теперь так же заблокирована, как этот компьютер.

Когда муж возвращается домой, я пытаюсь поговорить с ним о будущем.

– Почему бы нам не переехать куда-нибудь, Глен? Начнем все заново, с новыми силами – сделаем-таки то, о чем так долго говорим. Ведь, пока мы не уедем, нам от этого всего не скрыться.

– Никуда мы не переедем, Джин, – резко отвечает он. – Это наш дом, и я не желаю никуда уезжать. Пересидим как-нибудь здесь. Вместе. Рано или поздно пресса о нас забудет, переключится на какого-нибудь другого бедолагу.

«Ничего она не забудет», – так и хочется мне сказать. Каждую годовщину исчезновения Беллы, каждый раз, как где-то пропадет ребенок или когда просто не хватает свежих новостей, они будут к нам возвращаться. А мы будем просто сидеть тут и ждать невесть чего.

– Ведь столько замечательных есть мест, где мы могли бы с тобой жить, Глен. Помнишь, мы как-то говорили о том, чтобы поселиться у моря? Теперь бы мы вполне могли это сделать. Или даже уехать за границу.

– За границу? Что вообще ты несешь?! Я не хочу жить там, где я не знаю языка. Я остаюсь на месте.

И вот мы остаемся. Поскольку в своем маленьком домике мы полностью изолированы от мира, в итоге это равносильно тому, как если бы мы перебрались куда-нибудь на тихий необитаемый остров, – вот только акулы время от времени кружат рядом. Друг для друга мы составляем какую-никакую компанию. Вместе на кухне разгадываем кроссворды: Глен зачитывает определения, и пока я еще гадаю над ответами, он уже их вписывает. Вместе мы смотрим в гостиной разные фильмы: я – учусь вязать, а Глен – обкусывает ногти. Прям как два пенсионера. А ведь мне еще нет и сорока!

– Похоже, пудель у Мэннингов все ж таки сдох. Уже несколько недель как на нашем крыльце не видно собачьего дерьма, – с непринужденностью говорит Глен. – Он был уже совсем старым.