Вдова Хана

Обезболивающее сделало его неуязвимым, а ярость и злость удесятерили его силу. Он впервые расслабился, позволяя своему телу вспоминать все навыки инстинктивно, позволяя жить вне времени и пространства. Сила, которая не рождается в теле. Сила, у которой иное начало. Никогда тело не сделает того, что может сделать человеческий разум. Забыть о физической потребности. Убивать умом. В самых разных интерпретациях транслировать смерть и победу. Наблюдать ее в три де изображении, вертеть в разных направлениях и в считанные секунды выбирать правильную тактику. И только тогда включать тело.

«Если ты вышел на бой «без головы», Тигр, то ты точно без нее останешься. Прежде всего смотри, слушай, нюхай — и лишь потом двигайся и бей. Отточенные удары — это круто, но если они идут врознь с твоими мозгами, то ты уже проиграл».

Турнир Четырех. Шанс на победу равен шансу на жизнь. Но если Красногубая думает, что победила — она сильно ошибается. Не из-за нее вышел на бой, и даже не из-за тигрицы. Вышел, потому что вдруг жить захотелось. Сон ночью приснился. Увидел себя глубоко в яме, в кроваво красной жиже. Барахтался, хлебал ртом тошнотворную дрянь, тонул и понимал, что вот-вот задохнется, и град начался. Вместо льда камнепад. Эти камни величиной с кулак. Если один упадет — размозжит ему череп. А потом вдруг голову поднял, а вверху, далеко лебедь летит. Шея длинная, крылья разверзла, укрывает его собой, и камни от нее отлетают, не причиняя вреда. К нему стремится. Зажмурился, а когда снова глаза открыл, она на краю ямы стоит. Его Ангаахай. Красивая, как богиня, нежная, невесомая и руки-крылья к нему тянет. Страшно взяться за них. Кажется, вопьется своими чудовищно-грязными лапами и сломает ее крылья, испачкает, утопит в своем болоте. Кричит ей «уходиии». Но она все равно тянется, хватает его за руки и выдергивает из грязи. Во сне он орет ее имя, орет и плачет, впиваясь скрюченными пальцами ей в плечи, целуя ее волосы, задыхаясь от боли и от счастья.



Проснулся и долго смотрел в пустоту черную. Везде воняет, а ему чудится ее запах неземной, голос ее слышится. И увидеть хочется. До физических страданий, до ломки. Он выживет. Должен выжить. Чтобы хоть раз… наяву. Один единственный. Ему больше не надо.

Их четверо — он один. У них цепи и ножи — у него голые руки. На них латы и железные маски с шипами — на нем набедренная повязка. Одно неверное движение, и его порубят в фарш. На табло светятся ставки. Они растут. Люди ставят на него. Много ставят. Так много, что у него мельтешит перед глазами от понимая, сколько эта сука на нем заработает, если он победит. Какой великий соблазн проиграть… Но что это даст? Таких, как он, у нее десятки, и будет еще столько же. Один проигрыш против тысяч побед. Он — капля в море. Еще один сдохший пес. Много чести для этой дряни.

Слишком просто, слишком жалко. Надо иначе. Он не наносил ударов. Только ловко уворачивался от шипящих в воздухе цепей и ножей, щелкающих возле его лица. Противники рычат от злости, смотрят из-под железных масок. Озлобленные, голодные, жаждущие крови. Они уверены, что победят. Их четверо, а он один. Они не знают, что для него они просто мясо. Он раздразнит их, измотает и начнет убивать по одному. Их смерть будет страшной и болезненной. Они проиграли уже в тот момент, когда решили выйти против него на ринг.

— Сдавайся, кусок дерьма! Может быть, толпа тебя пожалеет, и ты останешься жив! — рычит один из железных и стучит цепью по полу, скорее всего, главный в этой четверке. Хан мысленно назвал их про себя Красное железо, Синее железо, Черное железо и Белое. Главарь был в белых латах, начищенных до зеркального блеска. Он играл огромными мышцами, подбрасывал цепь в мощной ладони и посмеивался.

— А если не пожалеет, я аккуратно вырежу тебе прямую кишку моим железным другом, а потом заколю. Обещаю. Долго мучаться не бу…

Он не успевает договорить, потому что Хан делает резкий выпад и двумя ногами бьет главаря прямо в грудь, переворачиваясь в воздухе и приземляясь уже с его ножом в руках. Всего два быстрых движения, и заколотый насмерть противник хрипит на полу. Трое других бросаются на Хана, но он сметает сразу двоих цепью, а в третьего швыряет нож, который мягко вонзается точно в прорезь маски. С хриплым воем, держась за рукоять, Красное железо падает на спину и дергается в предсмертных конвульсиях.

Хан прокатился кубарем по полу, выдернул нож и с диким оскалом обернулся к оставшимся двоим. Они уже не ухмыляются и не прыгают на месте. Они озадачены и крепко сжимают цепи и ножи, переглядываясь и не решаясь напасть. Один из них, тот, что в черных латах, с трудом становится на ногу. Его левое колено опухло и посинело.

Еще один удар цепью, и с громким ревом Черное железо падает навзничь. Хватаясь за выбитое колено, а Хан бросается к последнему с цепью. Они дерутся долго, не давая друг другу порезать себя лезвиями. Синее железо силен, не ранен, а Хан чувствует, как болят порезы, как ноют ребра. Он измотан, голоден и обессилен пленом. Вот-вот острие вонзится ему в горло.