Нет. В это он никогда не поверит. Не могла она за его спиной. Никогда не могла. Ни с кем. Только не его Ангаахай. Кто угодно мог, а она нет.
Только внутренний голос мерзенько так нашептывал.
«Все они могут. Разве ты забыл свою первую жену? Сучки не умеют хранить верность. Они просто сучки!».
Дернул руками. Нееет! Она не просто сучка. Она не просто баба. Она Лебедь! Его белоснежная, ласковая, верная лебедь. О ребенке думать не хотелось. Слишком больно и страшно… Если он болен — удар для Хана будет слишком болезненным. Прямо туда, где рана от рождения маленькой безногой девочки еще не затянулась и не затянется никогда. А если умрет, то он не оправится от этого осознания, что наплодил несчастных убогих из-за своей гнилой плоти, рожденной от самого адского греха преисподней. Не простит ни себе, ни Ангаахай… за то, что посмела этого несчастного родить на мучения.
А потом представил ее себе, представил сгорбленную, рыдающую, слабую. И злость отошла на второй план, все внутри сжалось. Плевать, если она ему не сказала о беременности. На все плевать. Только бы Лебедь была жива. Только бы она не пострадала, вынесла на своих хрупких плечах все, что на нее свалилось. Она маленькая, беззащитная, хрупкая. Каждая тварь может обидеть его девочку, сломать. Ммммм, вырваться бы отсюда. Любой ценой. Какой угодно. И неважно когда. Рано или поздно он сможет. Должен.
И снова мысли к острым словам-лезвиям, снова вонзаются прямо в сердце. Что если нашла другого, или дед замуж выдал. Что если, пока считает Хана мертвым, смогла полюбить кого-то еще, раскрыть свое сердце, отдать тело.
Мучительно застонал и стиснул челюсти, представляя голую спину Ангаахай и чьи-то чужие руки на ней, как сжимают тонкую талию, как трогают волосы. Он бы не смог этого выдержать. Не в этот раз. Смерть Ангаахай и того… кого она бы нашла на замену Хану, была бы еще страшнее, чем смерть первой жены Тамерлана.
Только потом Хан бы вогнал себе в грудную клетку косой монгольский кинжал и распорол бы ее от горла до лобка, выдирая все свои внутренности, добираясь до сердца, чтобы сдавить обеими руками. Чтоб больше не билось ни секунды. Предательство Ангаахай он бы не пережил.
За ним пришли спустя час, отволокли в душевую, швырнули мочалку и кусок душистого мыла. Дали минут пятнадцать наслаждаться горячей водой, потом надели какой-то идиотский костюм. Албаста всегда одевала их, как свои любимые игрушки. Сейчас на Хане были плотно прилегающие трусы и набедренная повязка, черная с золотыми разводами. Его всего натерли какой-то блестящей краской, волосы завязали в хвост на затылке. Все его раны обработали, рассеченную бровь зашили. Когда приблизили иголку с обезболивающим к его плечу, он дернулся назад.
— У меня ничего не болит.
— Сломанные ребра будут ныть на ринге. Ты должен быть в форме. Приказ госпожи. Тебе все равно вколют. Не дергайся. Дай я это сделаю по-хорошему.
— Насрать, по какому. Но хер с тобой. Коли. Руки одно пидораса, намного лучше, чем несколько пар.
Доктор опустил смазливое лицо и сделал вид, что не услышал то, что сказал Хан. Доктор, бл*дь. По совместительству шалавка Албасты, которую трахал один из псов.
— Одна из ран гноится. После боя надо почистить и вколоть антибиотик.
— Вколешь.
Вдалеке уже были слышны вопли толпы. Они скандировали чье-то имя.
— Тебя зовут. После убийства той кошки ты стал знаменитостью… Тигр.
А ведь, и правда, его зовут. Орут, как бешеные. Голодные до чужого мяса твари. Хотят, чтоб он для них устроил представление. Он им его устроит. Такое, чтоб они вываливались из зала и блевали от отвращения. Она хочет победы? Он ей ее принесет. Только ей эти победы не понравятся.
Не торопясь вышел по узкому коридору на арену и, глядя на толпу, выставил средний палец, всматриваясь в одинаковые маски и слыша, как все они завизжали от восторга.
Нашел глазами Албасту. Он уже знал, где она обычно сидит, а также узнавал ее маску с более яркими цветами. Рядом с ней еще одна маска. Женщина с черными волосами в белом платье и в белых лаковых туфлях. Та шлюха, которую она привела к нему вниз. Потенциально мертвая шлюха. Еще один подарок для красногубой твари, если осмелится снова его продать.