Вдова Хана

Женщина в маске грациозно забирается на постель и приближается к нему. Как только наклонится, он вырвет с мясом эти проклятые кандалы и убьет химеру. Убьет за то, что заставляет его трястись всем телом, задыхаться, хрипло выдыхая каждый глоток воздуха. Заставляет сердце метаться и разрываться на куски. В вырезе колыхается тяжелая грудь с нежными ореолами сосков, а между ними серебряный лебедь… и этот запах. Он неповторим. Это не духи, не масла, не крема… это ее тело. И только одно тело пахнет так, что у него инстинктивно выделяется слюна, а член поднимается и торчит дыбом, как каменный. Завертел головой. Истерично. Панически. Отрицая. Желая, чтоб она исчезла. Желая заорать. В глазах застряло битое стекло и режет их, ему кажется — они наполняются кровью и водой.

Маленькая холодная ладонь легла к нему на грудь, и он впервые услышал ее голос:

— Ты…ты все еще чувствуешь? Здесь? Меня?

И вся соль его тела хлынула по щекам… заставляя лицо исказиться, как от невыносимой боли. Потому что он не просто чувствовал, она вскрыла этими словами ему сердце, как тонкими лезвиями.



Глава 10

Грусть и отчаяние…

По воздуху…К тебе

Тоска, бессонница,

Беззвучные молитвы

Ты слышишь их…

Как будто ты во мне

Ты чувствуешь…болит…

Слова излишни…

Не хочешь их…

Но в этом суть своя

В любви порой нет места эгоизму

Когда чужая боль сильнее, чем твоя

Осколком в сердце…

С диким мазохизмом…

Не для себя,

А только для него

Лучом во тьме,

Огнем среди ненастья

И я всегда хочу лишь одного…

Спасти…

Ты знай

Я нарисую наше счастье

Осколком битым даже на грязи.

(с) Ульяна Соболева

Каждый шаг, как в бездну, каждое движение отголосками боли. Вдоль позвоночника будто иглы вонзаются в спинной мозг, глубоко, сильно. Так, чтоб простреливало паутиной адского тока по всему телу. Пока шли между клетками, я была счастлива, что на мне маска, и тварь, которая украла у меня кусок жизни, украла у меня кусок сердца и души, идет впереди меня и не видит, как меня трясет, она нахваливает своих рабов. Несчастных, опутанных железными кандалами, скованных по рукам и ногам беспомощных псов. Так она их называет. Да, они преданно падают на колени, да, они склоняют головы. Она их сломала. Она превратила их в тряпки, готовые на что угодно за ее благосклонность. И я не хочу верить, что с Ханом она могла сделать то же самое.

Я увидела его сразу. Нет, не увидела. Я его почувствовала. Как чувствуют нюхом дикие звери, как чует умирающий от жажды журчание воды, даже если его не существует. И я слышала. По реву узнала, по тяжелому дыханию. По каким-то невидимым молекулам. Сердце заныло, застонало и вынудило обернуться, чтобы огромной силой воли заставить себя не пошатнуться. Увидела своего мужа.

Гордого, прямого, как струна, покрытого грязью, кровью и потом. Если бы я могла заорать, если бы могла упасть к нему в ноги и жадно целовать его грязные пальцы, я бы так и сделала, я бы жалась к нему изголодавшимся телом, я бы нюхала его засаленные волосы, я бы целовала каждую каплю пота на его теле и покрывала поцелуями каждую рваную рану, и оплакивала их, как свои собственные. Но я могла только открыть рот под маской в немом вопле, в отчаянном крике радости и боли. И дикая пульсация сердца заставляет все тело неметь, покрываться мурашками, а перед глазами темнеет, и кажется я могу упасть на пол… Но нельзя. Ничего нельзя. Он жив! Божеее мой, он жив! Я была права. Как они не убеждали меня, как не пытались его похоронить, как не считали меня сумасшедшей. Он жив.

А потом посмотрела ему в глаза и….поняла, что ошиблась. Не жив. Он мертв. Давно. В этих глазах больше нет человека, в них нет света, нет огня. Они сухие, мутные, полные ненависти, и ад живет в них, ад, способный умертвить все живое вокруг. И эти ссадины, раны, шрамы. Бесконечные увечья.

Мой родной… что же они делали с тобой? И права нет даже заплакать, только пальцы сжимать, только пытаться не всхлипнуть, не застонать, не броситься к нему. Сдержаться диким усилием воли.

Мой Хан. Не склонил головы, не стал на колени. Единственный. Среди всей толпы. Как волк-одиночка посреди трусливой стаи шакалов и гиены во главе. Когда его ударили при мне, я медленно закрыла глаза, сжимая руки еще сильнее. А в голове пульсирует только одна мысль — в рукаве кинжал. Один удар, и эта сука ляжет ниц передо мной и перед ним… Но это никого не спасет. Никому не поможет. И весь мой план, все мои усилия пойдут прахом.