Вдова Хана

Руки скользнули вниз, сминая жадными ладонями судорожно вздымающуюся мужскую грудь и слыша, как он шипит сквозь стиснутые зубы, беззвучно шепчу его имя.

Накрыла член рукой и сжала пальцы, не сводя взгляда с его глаз, которые полохнули болезненным бешенством. И у меня тянет низ живота, страсть, смешанная с отчаянием, тоской, страданием. Как же я хочу иначе, хочу по-другому, не здесь. Но у нас может и не быть иного. Только сейчас и вот так.

Замычал, яростно впиваясь зубами в палку, и я не выдержала, содрала ремень на его затылке, отшвырнув палку в сторону, набрасываясь на его рот. С громким стоном, ударяясь языком о его язык, сжимая дрожащей рукой его затылок, жесткие длинные волосы, а другой ладонью веду по мощной эрекции, всхлипывая, сдавливая плоть и давая Хану всосать мой язык с рыком, укусами до крови. И я не знаю, кто из нас грызет друг друга так безжалостно, что наши губы перепачканы слезами и кровью. Отпрянула назад с гортанным рыданием, сдавленным, сдерживаемым огромным усилием воли, впиваясь одной рукой в его волосы, а другой двигая яростней и сильнее на его члене. Обезумевшая, одичалая, сошедшая с ума от голода и жуткой тоски.

Мне необходимо взять все. Сейчас. Немедленно. Отобрать. Оторвать с мясом. Я не знаю, что будет потом. Мне надо его в себе. Глубоко внутри. Так, чтоб сплелся со мной телом и душой. По моей дрожащей спине катится пот, стекает струйками между грудями, и Хан следит за ними взглядом голодного зверя и тут же выгибается, скрепя зубами, когда моя ладонь продолжает ласкать.

Смуглая кожа натягивается на сжатых скулах, напряженная шея выгнута, и на ней пульсируют вены. Я бросаюсь вперед, чтобы целовать их. Алчно, по-сумасшедшему, поднимаясь вверх к его искусанным губам, впиваясь в них снова, чувствуя, как потянул мой язык к себе в рот, как прикусил его, как жадно всосал в себя снова. И ни черта он не раб, ни черта он не повержен. Весь контроль у него, вся мощь в его скованных руках, вся власть в диких глазах. Я всего лишь слабая женщина, жаждущая покориться, жаждущая отдать ему все, что он захочет взять. И нет никакой разницы где, потому что «завтра» может не быть.

— Давай, б***дь! — злобным, похотливым вызовом, скалится.

Все еще сдавливая горячий каменный член, толкающийся мне в ладонь… и от адского желания погрузить его в себя болезненно пульсирует внутри. Как же мне хочется растянуть это мгновение и в то же время с оголтелым бешенством выпить жадными глотками быстро, взахлеб.

А потом он вдруг со звоном обрывает цепь и хватает меня одной рукой за поясницу, и сильным, яростным движением нанизывает на себя. До упора, до самого конца так, что я ударяюсь промежностью о его пах, покрытый жесткой черной порослью. Кажется, что я пробита насквозь и растянута до предела. Отвыкшая за все время… Но ни за что бы не оттолкнула его сейчас. Зашлась бы от боли, но не оттолкнула. Я лишь вижу, как по его локтю из раны на запястье стекает кровь.

Не жалеет. Не дает привыкнуть. Рычит. Оглушительно громко. До боли в ушах, до судороги во всем теле. Оба на грани, доведенные до отчаяния, соединенные в каком-то адском смертельном танце. Сдавил ладонью мою шею и дернул меня к себе, близко, так близко, что наши лбы соприкасаются, и я слышу тихое и хриплое:

— Зачем?

— Искала и нашла! За тобой пришла… Заберу… слышишь?

— Дурааааа! Какая же ты дураааа!

— Заберу, — выдыхая ему в рот, не сдерживая слез и видя, как они выступают и у него на глазах.

Сжалась изнутри несколько раз, чувствуя, как вонзился мощными толчками член до самого основания, и я сорвалась, слетела в пропасть неожиданно и до горечи остро, сжимая его в судорогах оргазма. И он ревет в унисон моим спазмам. Не могу дышать, хватая ртом воздух, заглатывая его запах пота, запах нашего секса и обреченности.

Хан двигается сильнее, а я падаю к нему на грудь, целуя шрамы, раны, не зная, кричу ли я или плачу. Мое тело выгибает в судорогах с беззвучным протяжным криком, закатывая глаза, я бьюсь в затяжном ослепительном экстазе. Оргазм вперемешку со страданием, с самой безжалостной болью. Сжимаюсь вокруг его члена, зная, что он смотрит, что он глотает каждый мой вздох.

Хан удерживает меня одной рукой за волосы и снова тянет к себе, не переставая ожесточенно вдалбливаться сильными толчками.

Меня сводит с ума его голодная злость. Эта страсть посреди ада и смерти. Где-то там, где для любви нет места. В этих стенах она не живет. Но я чувствовала нашу. Она металась между мокрыми телами, извивалась и вибрировала, растекалась огненной лавой, обжигая нам вены.

И я задыхаюсь от собственных стонов, изнемогая, закрывая глаза, запрокинув голову, чувствуя, как Тамерлан сильно сжимает мои волосы на затылке, не прекращая яростно двигаться, не останавливаясь ни на секунду. И теперь уже я сжираю каждый миг, заставив себя распахнуть тяжелые веки. Мне надо это видеть, надо, так остро надо, что я трясусь от жадности.