Вдова Хана

— Мы договаривались, что ты предоставишь мне доказательства его смерти.

— Он мертв. Мертвее не бывает. Я сожалею, что не пригласила тебя на похороны. Но его хоронили в закрытом гробу. Пуля размозжила ему череп. Мы не звали никого.

Еще одна Дугур-Намаева пытается обвести ее вокруг пальца. Паршивая овца, которая подставила отца ради наследства, а убить кишка оказалась тонка.

— Прими мои соболезнования.

Пусть считает, что Албаста дура. Ей это только на руку. Тем проще будет расправиться и с этим старым удавом. Его она оставит на закуску. Его гибель должна запомниться и приносить ей удовольствие годами. Она запишет ее на камеру. Как и всех их. Чтобы пересматривать раз за разом. Не будь эта мелкая безногой и бесполезной, оставила б ее в живых… но нечего позорить чистую кровь Албасты.

Она зашла в свою комнату, открыла дверь смежной подсобки с экранами и включила камеру из клетки бешеного зверя. Посмотреть на его последнюю встречу с этой сучкой… которая возомнила себя слишком умной и попыталась обмануть саму королеву обмана. У нее почти получилось… если бы не Зимбага, которой старшая сестра проговорилась про новую гостью. Совершенно случайно. Сейчас бы эти двое могли быть далеко, могли сбежать. Ничего, они оба поплатятся за свои планы.

Первым порывом было растерзать наглую сучку, высокомерную белокурую дрянь, разодрать на куски. Но потом благоразумие взяло верх. Зачем так быстро, если можно радовать себя их болью каждый день. Но если скоро приедет новая приманка, зачем ей старая.

Хан просчитался в очередной раз. Она собиралась не его убить, а Ангаахай. Устроить ему мега представление. Напомнить, как умирала ее дочь. Как он ее казнил.

Албаста воспроизведет для него ее смерть так же красиво, минута за минутой. Он будет наслаждаться агонией своей жены. Как награда после боя. Пришло время плакать, Хан.

Она смотрела, как связанную, босую девку ведут по коридору. Длинные волосы колышутся и струятся по ее спине, золотые и блестящие, как само солнце. Даже эти волосы вызывали в ней зависть и болезненные ощущения в груди.

Девушку подвели к клетке, и уже в эту секунду Албаста стиснула кулаки, потому что он бросился к прутьям и изо всех сил дернул их, едва увидел ее. Она увеличила изображение и задрожала от ревности и ярости. Дикие глаза Хана… как же они изменили свое выражение, опустились уголки, приподнялись брови. Сколько в них боли, сколько в них непостижимого, глубокого, мощного. На саму Албасту никто и никогда так не смотрел. Смотрит на эту… как на божество, как на то самое солнце во тьме.

Не обнимает, нет. Только волосы трогает кончиками пальцев, едва касаясь, и щекой к ее щеке прижимается, закрыв веки. Изнемогает от удовольствия просто касаться ее… Что-то шепчет… но настолько тихо, что Албаста не может разобрать даже при самой максимальной громкости. И это злит, доводит до точки кипения. Вызывает желание убить их обоих прямо сейчас.

Только видит, как эта дрянь отрицательно качает головой, гладит его лицо, а он вдруг резко хватает ее за волосы, рывком тянет к себе и впивается губами в ее губы. Сколько дикой страсти, голода и чего-то неподдающегося пониманию в этом поцелуе. Саму Албасту прошибло от него током.

Рыком в коммутатор.

— Уводи суку! Не хер там лизаться! Свидание окончено!

И смакует, когда девушку буквально отдирают от него, она тянет руки, а он гремит цепями и ревет диким зверем. Потом смотрит в камеру исподлобья, и Албасту невольно сотрясает от неприятного ощущения опасности. Как будто даже через камеру он мог бы свернуть ей шею. И по телу проходит дрожь желания.

Нет… перед боем она должна познать, что значит эти губы на ее губах, а его член в ней. В Албасте. Что мешает ей стать на короткое время Ангаахай. Она может стать обладательницей таких же волос.

— Веди суку ко мне и ножницы с бритвой неси.



Глава 17

Для того, чтобы уподобиться зверю, много ума не надо. Достаточно иметь низменную душу и злобное сердце.

(с) Владимир Эдуардович Казарян

Столько удовольствия в ней еще никогда не бурлило. Когда золотые пряди сыпались на пол, застилая его блестящим ковром, она испытывала наслаждение сродни оргазму. Ее трясло от одного вида скользящих, шикарных волос, похожих на прозрачные солнечные лучи. Но в то же время ее бесила высокомерная, молодая сука, которая стояла на коленях и с вызовом смотрела ей в лицо своими яркими, голубыми глазами. Вздернув подбородок, сжав чувственные губы, на которых, казалось, все еще отпечатаны ЕГО поцелуи. Только за это хотелось избить, измесить это лицо в кровь.