Вдова Хана

По мере того, как она говорила, улыбка исчезала с его лица, стиралась с его губ, он выпрямился, с трудом поднялся на ноги. Его глаза все так же завязаны, но Албасте кажется, что даже сквозь повязку он может прожечь ее насквозь своими проклятыми глазами.

— Вначале я хотела тебя и ее сжечь, так же, как ты сжег мою Чимэг… Но нет. Это слишком быстро и просто. Ваша смерть будет страшнее. Она растянется надолго. И когда ты будешь умирать… помни — в моих руках твоя дочь и твой сын. Я превращу их жизнь в ад, а потом отправлю к тебе на тот свет. Дохни и думай об этом.

Сделала еще один шаг к нему, видя, как окаменело его смуглое лицо, как застыло от каждого ее слова.

— У тебя был шанс… ты мог забыть о ней… а я бы забыла о той боли, что вы причинили моей семье. Я бы увезла тебя… я бы…

И не поверила своим ушам, он опять хохотал. Как ненормальный, задрав голову и сотрясаясь всем своим огромным телом. И вдруг замолчал, и словно посмотрел прямо на нее.

— Лучше сдохнуть медленно и мучительно, чем разлагаться рядом с такой вонючей тварью.



— Твои дети будут расплачиваться за тебя!

— Не приплетай сюда моих детей. Пока они живы, у них всегда есть шанс убить тебя. Ведь они Дугур-Намаевы, а не Ангарки.

Она пнула его ногой в грудь и заорала от яростного бессилия.

— Будь ты проклят!

Глава 18

Ты просто спи, а я приду во сне

Неслышно выцеловывать признания…

Касаться губ твоих и забирать дыханье,

Мечтая, что ты дышишь обо мне

Ты спи, а я приду к тебе во сне,

Воруя тени от ресниц и запах кожи

Возможно, ты во сне увидишь тоже

Как я дышу ночами о тебе

Ты спи, а я приду к тебе во сне

Когда за окнами закат давно растает…

И, сжалившись, секунды замирают

Когда мы дышим друг о друге в тишине…

© Ульяна Соболева.

Их привязали друг к другу. Спина к спине. Намертво, морскими узлами. Так, что шевелится один — и другой морщится от боли во всем теле.

Но он был счастлив. Вопреки всему, вопреки даже тому, что их сейчас ждал очередной круг ада. Счастлив, что она жива, счастлив, что она рядом. Красногубая тварь молча наблюдала за ними издалека. Но ее уже не существовало. Бывают моменты, когда весь мир исчезает и перестает что-либо значить, а точнее, он сужается до одного единственного человека, который превращается для тебя в тот самый мир. Внутри него скрыты все смыслы, все блага, вся радость и боль Вселенной. Нет, он ошибся, когда сказал, что она бьется внутри его грудной клетки. Нееет, ни хрена. Это он, его сердце живет там, внутри ее хрупкого тела, и, если с ней что-то случится, оно перестанет биться.

Как там, в старой доброй русской сказке, а Кощеева смерть то на самом деле не в ларце пряталась.

Глаза опускает, не смотрит на него, все время пытается голову руками прикрыть, но ей не дают, заламывают эти руки-крылья за спину, и каждый раз, когда они это делают, он рычит адским зверем и кидается на них, умудряясь свалить на пол своих надзирателей. А потом уничтожающий взгляд на Албасту. Он не простит ей ни одного волоска. Она ответит за каждый. За миллиметр ее волос. И платить будет не золотом.

— Не говори, что я не щедрая, Хан. Ты хотел чувствовать свою жену — ты будешь ее чувствовать. Постоянно, ежесекундно. Ты ощутишь каждое мгновение ее агонии. Если вас не убьет солнце, жажда и голод… вас убьет она! — Лалу вытянули во двор на железной цепи. Она скалилась и рычала, бросалась в разные стороны, металась от ярости и страха.

— Привяжите ее к нему. Отныне их не разлучит даже смерть. Как же это романтично. Не благодари, Хан. Я знаю, что я великодушная. И прощай.

В машине их везли с завязанными глазами, в кузове, в кромешной тьме. Рты закрыли кляпами, чтоб не могли разговаривать. Превозмогая боль, ощущая, как веревки режут кожу, он подвинул свои пальцы, коснулся ее руки. Ощутил, как вздрогнула всем телом. Замычал от бессилия. Даже сказать ей ничего не может. Ни слова.

Не сразу понял замысел проклятой суки, а когда понял, чуть не взвыл от понимания. Она приговорила их к жестокой смерти. К одной из самых страшных.

Их вышвырнули в степи под палящее солнце. Завезли за километры от цивилизации и оставили умирать. Без еды. С единственной флягой воды. Чтоб подольше мучались. Бросили привязанными спинами друг к другу… в сопровождении Лалы.

По началу они стояли посреди голой, высохшей пустоши и смотрели в пустоту. А точнее, прямиком в глаза своей смерти. Когда-то, будучи совсем ребенком, Хан бродил по степям с дедом. Батыр любил вольную волю, как он говорил. Любил ощущать ветер в лицо и жалящие лучи солнца, или колючий и безжалостный мороз.