Вечерняя книга

— Приехали мы туда, — устало рассказывала Ася, — тоска взяла. Глазу остановиться не на чем. Две сопки, между ними шесть каменных домов, аэродром, и все. А дальше — степь, тундра… Летом еще так-сяк, терпимо, походить можно. А зимой — невмоготу. Пурга, бураны, зароемся, как кроты, и сидим. Воет. И солнце выглянет — тоже не радует. Слепит, взглянуть нельзя. А все мертвое, ледяное… Кино — раз в неделю, по гостям ходить скука, а тут муж улетит, сидишь и думаешь: вернется ли? — Чувствуя участливое внимание слушателей, молодая женщина все больше проникалась к себе острой жалостью, серые глаза ее начали беспокойно блестеть. — А тут сын, два года… Ну что он там видит? На улицу не понесешь: застудить недолго. Овощей свежих нет, все консервированное. Фрукты когда подвезут, так и те поморозят… И у самой душа не на месте: кончила институт иностранных языков, французским владею, а к чему? Иной раз не выдержишь — заплачешь, муж сердится. Временно, еще год, ты жена офицера! А мне разве от этого легче? — голос женщины задрожал. — Едем теперь к моим родителям: хоть передохнуть немного, отогреться!..

— Ох ты, грех какой! — старушка сочувственно кивала седой головой, машинально перекидывала две-три петли и снова забывала о спицах.

— А вы говорите, служба! — Заместитель директора с упреком посмотрел на моряка. — Губить из-за ложно понимаемых представлений жизнь ближнего — преступление!

В дверь постучали. Прихрамывающий усатый проводник вынул из клеенчатого кошеля билет, протянул его Асе.

— Вы до Сызрани? Через полчаса сходить.

— Спасибо, я сейчас…

— Товарищ, — проворно поднялся заместитель директора. — Я сердечник. Я хочу занять нижнюю…

— Пожалуйста, — перебив, равнодушно согласился проводник.

Ася захлопотала — поправила волосы, принялась собирать сетку, моряк достал из ниши ее тяжелый коричневый чемодан.

Не вовремя разбуженный малыш капризничал, тер кулаками сонные глаза; мать, одевая его, нервничала, расстроенное ее лицо шло пятнами.

— Горе ты мое!..

— Ну и чего ты себя казнишь? — нестрого отчитала старушка. — Помогут, вынесут. И на вокзале помогут, чай, не без добрых людей. Эка!

— Пи-ть, — хныкал малыш.

Моряк сорвался с места; через минуту, обливаясь, мальчик жадно пил из стакана.

Напившись, присмирел, и как был, в меховой шубке, прижался к материнской груди, сонно моргая густыми темными ресницами. На мать он непохож совсем: темные жестковатые волосы, острый нос, крутой подбородок будущего упрямца, и только, может быть, густые ресницы да детская мягкость, теплота чем-то неуловимо напоминали склонившуюся над ним и пригорюнившуюся мать.

— В папку, похож! — подбадривала старушка.

— В папку, — кивнула Ася и вдруг всхлипнула, из глаз посыпались частые слезы. — Бросили мы папку!..

— Как бросили? — странно тонким голосом спросила старушка.

— Так, бросили… — Прижав к себе сына и покачиваясь, Ася давила ладонью горькие безутешные слезы, всхлипывала. — Не вытерпела. Улетел, а я собралась, оставила записку и уехала…

Моряк, не замечая, тер руки о колени, словно они у него вспотели.

— А как же ему теперь летать? — напряженно, не очень связно, но понятно спросил он.

Ася, словно от удара, еще ниже уронила голову, плечи ее затряслись.

— Не говорите глупостей! — вспылил заместитель директора. — Все правильно, Асенька! Так и надо учить! Не расстраивайтесь, у вас вся жизнь впереди! — Он, успокаивая, поглаживал полный локоток женщины, квадратные стекла его очков сухо блестели. — Человек в нашей стране нигде не пропадет! Пожалуйста — приглашаю к нам на завод. У нас школа рабочей молодежи — будете преподавать, переводить техническую литературу. Я гарантирую квартиру!..

Позабытые спицы давно лежали у старушки в подоле, а сама она, покачивая головой, смотрела на Асю с горестным сожалением.

— Нет, не глупости, мил человек! — негромко, но как-то строго и веско, заставив умолкнуть и заместителя директора, сказала она. — Не глупости, девонька!..

Невидящими от слез глазами Ася взглянула на бабку; вот ведь как: только все жалели, сочувствовали, а теперь сами же и осуждают! Один заступился, так от его защиты еще хуже…

— Не глупости, девонька, — продолжала старушка. — Морячок-то верное слово сказал, хоть и обидно оно тебе. Как же ты мужа-то своего в небе покинула, а?.. Я когда к своему старшему на стройку приехала — в палатке жили. С дитем. И не только нам консервных фруктов не было — хлеб мороженый ели, буханки топором рубили. Так что, Настеньке и мужа бросать тогда?.. Перемаялась, поплакала — все было. А как?.. А потом наладилось, обстроилось. Сейчас вон как короли живут, и дети не хуже, чем у других.

— Урок политграмоты! — хмыкнул заместитель директора, сосредоточенно перетаскивая сверху свою постель.

Поезд дернулся, остановился. Кусая прыгающие губы, Ася надела на спящего сына шапочку.

— Тесемки-то завяжи, — сурово наказала старушка, зорко наблюдая за сборами. — Разморился, а там прохватит…

Ася вспыхнула, послушно завязала тесемки.

— Давайте мне, — коротко сказал моряк.

Ловко левой рукой он прижал малыша к синей форменке, правой подхватил тяжелый чемодан и, не дожидаясь, вышел.