— Это уж по привычке, — засмеялась Ася; голос у нее был грудной, с легкой, после сна, хрипотцой, и его тембр как-то полно вязался со всем ее обликом. Взглянула на золотые часики и, позевывая, пришлепывая ладонью по свежим, чуть припухшим губам, спросила: — Когда ж в Сызрани будем?
— Часа через два, видимо, Асенька, — отозвался сверху пассажир, причесываясь.
Не принимая, как новенький, участия в разговоре, моряк быстро поднялся.
— Сейчас узнаю.
Ася не успела его остановить, как он уже выскочил в коридор.
А когда минут через пять вернулся, неся в бумажке пяток крупных соленых огурцов, товарищ в пижаме сидел уже внизу, рядом с Асей, и, блестя квадратными стеклами очков, сочувственно выговаривал:
— Отчаянная вы головушка! Ну разве можно в такую дорогу — одной, с ребенком!
— В Сызрани через час тридцать, — доложил моряк, одновременно протягивая огурцы. — Вот, угощайтесь, пожалуйста.
— На ночь? — двойной подбородок человека в очках колыхнулся. — Ну что вы!
— А я съем, хочется соленого. — Ася взяла темный ядреный огурец, большие серые глаза благодарно глянули на порозовевшего от удовольствия моряка. — Спасибо.
— Ну, было бы за что! Маманя, а вы?
— Давай, и я, пожалуй, пососу, — засмеялась старушка.
Некоторое время в купе слышалось только дружное похрустывание; обладатель голубой пижамы снисходительно пояснил:
— Вообще-то соленое на ночь не рекомендуется, особенно если нездоровая печень.
— У меня здоровая, — улыбалась Ася.
— Будет те, мил человек! — махала рукой старушка. — Чтоб от огурца да вред какой — вот уж никому не поверю!..
Моряк с аппетитом грыз огурцы, показывая сахарные зубы, поглядывал на разглагольствующего лысоватого человека в очках, явно обращающегося только к Асе, и молча усмехался.
Тот поднялся на лесенку, покопался в коричневом саквояже и раскрыл перед Асей коробку конфет.
— Не угодно ли после кислого?
— Спасибо, — Ася покачала головой. — После кислого как раз и не хочется.
— Тогда малышу, — настаивал он, продолжая на весу держать коробку.
— Детям до трех лет шоколад не рекомендуется, вы должны знать, — улыбнулась Ася. — Вы не врач? Правда, правда, вы на врача похожи.
— Польщен, но — увы! Если всерьез рекомендоваться, я всего-навсего заместитель директора одного весьма уважаемого завода. — Стекла его очков, не задерживаясь, покосились в сторону бабки и моряка. — Прошу, товарищи.
— Меня уж, батюшка, уволь, — отказалась старушка. — Зубы поберегаю.
— А вы?
Моряк поколебался и, раздвинув крупными смуглыми пальцами бумажные кружева, вынул фигурную штуковинку.
— Правильно, по-морскому, — без всякого энтузиазма одобрил заместитель директора; помедлив, он сам взял конфету, вкусно зачмокал.
Незаметно отодвинувшись от слишком близко подсевшего соседа, Ася склонилась над ребенком, и, когда снова выпрямилась, глаза ее, еще секунду назад улыбающиеся, полны были огорчения.
— Только разоспался, и опять скоро будить. Замучила я его на этих пересадках.
— Чего уж хорошего, — поддакнула старушка, снова принимаясь за вязание. — Дорога. Издалека, стал быть, едешь?
— С Севера, бабушка.
— Ох ты, откуда! — изумилась старая, — Холодно́ там?
— Плохо! — с тоской вырвалось у Аси, верхняя, чуть выдавшаяся губка ее задрожала. — Ох как плохо, бабушка!
Моряк кашлянул, собираясь, похож, вступиться за Север, но его опередил уверенный голос заместителя директора:
— Боже мой, да разве это место для молодой интеллигентной женщины? Нет, нет. Вы что — после института попали?
— Нет, с мужем, — легкая тень неуловимо прошла по лицу женщины. — Он военный, летчик. Жили раньше в Белоруссии, а потом знаете как: послали, и все.
— Надо было возражать, не соглашаться! — Квадратные очки заместителя директора энергично поблескивали. — Зачем же губить лучшую пору жизни?
— Служба! — коротко и решительно вмешался наконец моряк, вложив в одно слово весь смысл, который понятен любому военному.
— Для таких условий в армии, вероятно, есть более подходящие люди: без детей! — резко возразил заместитель директора.
Моряк только сейчас, по-видимому, вспомнил о спящем малыше, смолчал: довод был существенным.
На этот раз и старушка решительно приняла сторону толстяка в пижаме.
— К дитю, чай, и снизойти можно. Какая бы там ни служба.
— Говорила я мужу, — горько вздохнула Ася. — Не слушает: место офицера там, куда его пошлют!
— Вот это чистейший эгоизм! — жестко определил заместитель директора, уши у него от негодования порозовели.