Вечерний час

— А что, матери это сделали когда она была еще меньше Амади. Уцелела — и ладно, считай уже счастлива. Вот она и думает, что иначе Амади не станет настоящей женщиной.

— Блин, — мрачно выдохнул Паша. — Вы же в бога вроде как верите? И церковь в городе есть, твои родители наверняка туда ходят! С какой стати они могут менять то, что он определил, и отнимать то, что он дал? Где же логика?

Хиллар только горестно развел руками. Теперь Паша понимал, почему этот парень рассуждает совсем не по своим годам: он с детства жил между ростками культуры, которые отчаянно пытались пробиться и расцвести, и непробиваемым слоем глухого невежества, которое разъедало даже любовь и семейные узы. Амади была еще совсем юной и ее ничто не смущало в родной среде, другие дети — вообще малыши, а Хиллар уже понимал все. В то же время его воспитали послушным сыном, верным укладу и традициям, и пока он не видел никакой альтернативы, хотя и сомневался в них. Неудивительно, что он и Амади прикипели к русскому парню, который казался им пришельцем из какой-то волшебной сказки.

Наверное, и отец Паши в этом возрасте испытал то же самое. Он так хотел искоренить зверские традиции и насилие над женщинами и детьми, а оказалось, что с его детства мало что изменилось. Паша вдруг почувствовал себя обманутым, но не кем-то, а собственными детскими грезами. Золотистый цвет эфиопского неба теперь казался ему зловещим, в бравурной музыке слышался сдавленный крик отчаяния, от мороженого остался горький привкус, а широко улыбающиеся лица людей, веселящихся на празднике, выглядели как ритуальные маски.

— В общем так, Пол: возможно, мать уже скоро созовет в дом знахарок и кликуш в наше отсутствие, скажет Амади, что это большой праздник, и если, мол, она будет хорошо себя вести, то получит подарок, — наконец промолвил Хиллар. — А нам потом объяснит, что Амади болеет и ее пока не надо беспокоить. Если это случится до твоего отъезда, просто не пугайся и не задавай лишних вопросов.

— И что, совсем ничего нельзя сделать? — упавшим голосом спросил Паша.

— А что? Ты-то что можешь сделать? Ну, отец бы мог вмешаться, но мать все провернет без него, а потом скажет, что Амади просто нездоровится. И что, он будет допытываться? Это вроде как не его дело, не мужское. Чаще всего так и происходит, да и потом...

Парень почесал затылок, будто подыскивая слова, и добавил:

— Может, мать и вправду позаботится, чтобы не было последствий, а там уж как-нибудь... Она же все-таки зла Амади не желает, ты не думай.

— Да о каких последствиях ты говоришь, Хил? — вздохнул Паша. — Вот когда ты сам влюбишься, разве тебе не захочется, чтобы твоя девушка испытывала удовольствие от секса, а не боль? Или ты предпочтешь, чтобы она всю жизнь мучилась, лишь бы когда-нибудь не поглядела на сторону?

Хиллар отвел глаза, и Паша решил свернуть столь деликатный разговор, однако не оставил надежды как-то повлиять на участь его сестры. Остаток праздника они провели как-то вяло и скомканно, и Хиллар неожиданно предложил:

— Слушай, Пол, давай мы с Амади сейчас поедем домой, а ты еще погуляй здесь, если хочешь. Что скажешь?

— О, спасибо тебе огромное, Хил, — тихо промолвил Паша. — Если честно, мне и вправду хотелось немного задержаться!

— Я так и понял, — подмигнул парень и взял сестру за руку. — Будем тебя дома ждать, и не унывай.

Глядя вслед их автобусу, Паша неловко улыбнулся — скопившееся за день напряжение давило на плечи невидимым грузом. Но тут Тэя легонько коснулась его локтя и сказала:

— Ну что, куда теперь пойдем, Павел? Надеюсь, ты про меня еще не забыл!

— Попробовал бы я забыть, — усмехнулся Паша, сразу почувствовав себя лучше и бодрее от ее озорного взгляда. — А куда идти? Наверное, тебе лучше знать, я же в этом городе все еще новый.

— Я тебя приглашу, а ты опять начнешь что-то подозревать, — прищурилась девушка, — и потом, на мне такие роскошные туфли, что абы куда не походишь.

— Ну не знаю, в Питере я бы пригласил тебя в театр, но здесь я их пока не приметил, а к ночным клубам и дискотекам как-то не влечет.

— А я один раз ходила в театр, в Аддис-Абебе, — гордо сообщила Тэя, — только ничего не поняла, и вообще показалось как-то скучно. Но мне и было всего-то восемь лет!

Паша немного растерялся: придумать что-нибудь «небанальное» в городе с весьма ограниченным культурным досугом оказалось сложной задачей. Но тут он вспомнил, что в сумке у него лежал планшет, и это натолкнуло его на мысль.

— А кино ты любишь, Тэя?

— Ну вообще да, у нас есть поблизости видеосалон, только я уже вроде все там пересмотрела. А новых кассет они пока не достали.

— Вы все еще смотрите VHS? У нас это предмет ностальгии, — вздохнул Паша. — Мама свои до сих пор хранит, а я уже рос совсем на другом. А какие фильмы тебе особенно нравятся?

— Да как всем девчонкам: про любовь, и чтобы много музыки, танцев, нарядов... Я и комедии люблю, и грустные, лишь бы было красиво.

— Тогда я, кажется, знаю, что тебе придется по душе, — отозвался Паша, просияв. — Давай устроимся в каком-нибудь укромном месте и посмотрим фильм.

— Как же мы его посмотрим без экрана?