Баюкая птичью стаю,под вихрем слабеют ветви.Три раза мигнул зеленыймаяк. Ни сверчка на свете!В какую даль ураганомзабросило дом от дома!Как тропы непроходимы!Как прежнее незнакомо!Все чудится не на месте.И только цветы в аллее,как вечером накануне,сквозят, изнутри светлея.
Перевод
Б. Дубина
14
Я ли хожу одиночкойв комнатах дома ночногоили бродивший за садомнищий сегодняшний?..Сновавглядываюсь, и все здесь —то же и словно иное…Я ведь уснул уже? Развене зеленел под луноюсад мой? Окно было настежь…Небо цвело синевою…Сумрачен сад мой, а небо —ветреное, грозовое…Кажется, с черной бородкой,в сером я был, вспоминаю…Я — с бородой поседевшей,в трауре… Эта ночнаяпоступь — моя? Этот голос,что и томит и тревожит, —мой или эхо чужого?Я — это я? Или, может,сам я — бродивший за садомнищий сегодняшний?Сновавглядываюсь… Ненастье…сумерки сада ночного…Дом обхожу… Или длитсясон? Борода с сединою…Вновь озираюсь, и все здесь —то же и словно иное…
A. Rimbaud[16]Черный ветер. А в черном ветреледяная луна бела.В эту ночь Всех Святых[17] повсюдупричитают колокола.Со свинцового неба в духеромантизма минувших летна сухие стволы часовентемно-синий струится свет.И гирлянды цветов, и свечи…Как рыдают колокола!…Черный ветер, а в черном ветреледяная луна бела.Я бреду по дороге — мертвый,в сонном свете, но наяву;и мечтаю, мертвец, о жизни,безнадежно немой, зовутех, кто сделал меня безгласным…Пусть искусаны до кровимои губы, но снова краснойстала кровь моя от любви.Сердце требует возрожденья,тело — сильных и нежных рук,улыбнуться мечтают губыи, прорвавши порочный круг,искупить проливные слезывсех изведанных мною мук.Только разве отпустит сердцеглубочайшая из могил?Завтра год, а быть может — больше,как его я похоронил.Холодок сентиментализма.Черный ветер. Луна — бела.В эту ночь Всех Святых повсюдупричитают колокола.