Вечные ценности. Статьи о русской литературе

Весьма существенны размышления Кудровой об его деятельности: «Убийство Рейсса было не первым и не последним: за полгода до того был убит невозвращенец Навашин, спустя несколько месяцев, в Бельгии, другой невозвращенец, Агабеков. Прямая причастность Эфрона несомненна лишь в случае с Рейссом». Видимо, участвовал он, однако, и в похищении генерала Миллера.

Книгу отнюдь не украшают бесчисленные ошибки и опечатки. Вроде коильфо вместо «коми льфо» (то есть comme il faut); Комерц вместо Комерс; Юманите Компорен вместо Юманите Контампорен. Перевираются не только французские названия: итальянская революционная организация «Джустициа э Либерта» превращается в «Джустициа э Либерте». Имя знаменитого польского поэта Красинского уродливо изображено как Красиньский; французский писатель Габриэль Марсель назван Гариэлем Марселем. Имя французского путешественника и писателя Алэна Жербо дано как Jerbault вместо Gerbault. Иногда получается просто непонятно. Что это за улица Венеэ? В Париже такой нет. Есть Винез (Vineuse) и есть Вениз (Venise). Про которую из них речь?

«Наша страна», Рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 17 октября 1992 г., № 2202, с. 2.

М. Белкина. «Скрещение судеб» (Москва, 1988)

Еще одна книга о Цветаевой – и опять-таки женщины! – удачно дополняет превосходные работы М. Разумовской и В. Швейцер, именно в том, чего там не хватало. Перед нами подробное описание последних лет жизни поэтессы, в условиях Советской России, и судьбы ее детей, Мура и Али.

Бытие Марины Ивановны в СССР – трагическая via dolorosa; спрашиваешь себя, как она сумела столь долго все же продержаться, прежде чем положила на себя руки? Удары следовали один за другим: арест дочери, затем и мужа… нужда… невозможность найти постоянное жилище… Нельзя упрекать измученную женщину, что она, видимо, вовсе потеряла голову с началом войны. Мы, кто пережил те годы, могли наблюдать, что порою люди, даже мужественные в других делах, оказывались не в состоянии переносить бомбежки или бомбардировки, с их оглушительным шумом и вспышками огня.

Отъезд в Елабугу являлся, разумеется, совершенным безумием. Трудолюбиво, тщательно, с большой интуицией Белкина (лично знавшая и часто встречавшая Цветаеву в Москве) восстанавливает ее маршрут и ее испытания, день за днем, иногда час за часом. Остается, однако, загадкой, что ее толкнуло на роковой шаг, что послужило последней соломинкой? Мы с некоторым удивлением убеждаемся, что реальное положение Марины отнюдь не представлялось столь безнадежным, как это рисовали в эмиграции на основе первоначальных сведений. В Чистополе ее прописали; квартиру там легко оказалось найти; на сцену появились сочувствовавшие ей люди: Л. Чуковская, Ф. Лейтес, Шнейдеры. Ей обещали место судомойки в столовой, и могли найтись другие возможности. Кроме того, когда после ее смерти Мур распродал оставшееся имущество, то получил больше 1000 рублей, на что некоторое время можно бы было прожить; да оставались еще и продукты. А позже, писатели из Чистополя смогли перебраться в Среднюю Азию, где жилось легче.

Удручающее впечатление производит Мур, чьи письма и дневник мы можем теперь прочесть (жаль только, что не указывается точно, когда они по-русски и когда по-французски; перевод же вряд ли на высоте). Белкина старается его оправдать, ссылаясь на переходный возраст (от 14 до 19 лет!) и на избалованность; с грустью отмечая, тем не менее, что он был дурно воспитан (чему приводит ряд примеров). Но переходный возраст бывает у всех, а далеко не все юноши и девушки-подростки проявляют столь крайний эгоизм и эгоцентризм, которые мы видим у него; наоборот, молодости не чужды великодушные порывы, подчас и чрезмерные. Черственность и безжалостность не зря на него навлекли отзыв одной из знавших его дам: «самоубийственный мальчишка». Вообще, он, видимо, никому не нравился, – за исключением матери!

Избалованность здоровую натуру портит внешне, но не вглубь. А откуда взялось дурное воспитание, – диву даешься! Родители у Мура были высококультурные; рос он не в глуши, а в Париже; в среде интеллигентной русской эмиграции; учился в дорогой французской школе, куда наверное ходили благовоспитанные буржуазные мальчики.