Между тем, он знал правду и для себя не имел иллюзий. О чем свидетельствует его фраза, сказанная уже после возврата в Россию Юлии Данзас (которую он, между прочим, вызволил с каторги на Соловках): «Советская литература не что иное, как гримаса гальванизированного трупа».
Однако волей-неволей, и уже не находя выхода, он шел все далее и далее по пути уступок, жертвуя совестью ради выгоды.
И, как известно, с Сатаной сговор рано или поздно оборачивается скверно. Видимо, по ряду высших соображений, его понадобилось устранить, – что и было сделано.
Очень интересную часть повествования Ваксберга занимают отношения Горького с женщинами. Которых в его жизни было очень много, – и все, если верить автору, – как на подбор красавицы.
Жаль, что не приложено их портретов, Каминской, Пешковой, Андреевой, Грушко, Закревской, других еще, включая и его невестку, упомянутую выше Тимошу (на деле-то Надю), с кем у него по слухам (впрочем, достоверным ли?) тоже был роман.
А вот о литературном значении Максима Горького, приведем, вслед за Ваксбергом, оценку, данную ему другим крупным писателем, Михаилом Пришвиным:
«За спиной Толстого, Чехова, пользуясь их простодушием, прошел этот хитрый самозванец русской культуры. И теперь, когда все покончено с русской правдой и совестью, когда по городам все ходят в лохмотьях, а в колхозном доме даже в праздник не увидишь кусочек сахару, когда маленькие дети там у земли никогда не видят ни баранок, ни сладкого, – наш отец, объедаясь итальянским вареньем, на глазах у всех устраивает себе очередной юбилей. Постепенно Горький как бы сбрасывает с себя гуманитарно-босяцкие одеяния, орех раскрывается, является самое ядро русского хама. Что же останется? Литературно-третьестепенный писатель, ничтожный публицист и такой же ничтожный оратор».
Присоединимся от души к этому мнению! Все лучшее Горький создал в самом начале своего писательского пути; в дальнейшем его творчество становилось все слабее, и он держался за счет старой славы.
Оболганная
Читаешь биографии Марины Цветаевой, – их множество, вот, например, монументальная, громадная по размеру книга Анны Саакянц «Жизнь Цветаевой» (Москва, 2000 год) – и, как дойдут до вопроса о ее политических взглядах, составители начинают мямлить и бормотать: она-де была вне политики, у нее-де никаких убеждений не было.
А как же так? Раскроем ее сочинения, и видим:
И вот известно, что она в советской Москве с трибуны, на публичном вечере поэтов бросила в зал:
И это – с немалою для себя опасностью. Не все монархисты могут такими действиями похвалиться.
Дело было бы куда яснее, сохранись ее поэма о Царской Семье. Да только… произведение это исчезло. Теперь каждую строчку Цветаевой ценят на вес золота, публикуют, комментируют, – а большая вещь зрелой Цветаевой, последних лет ее жизни – пропала, испарилась при непонятных обстоятельствах.
Вернее, при обстоятельствах, вникать в которые исследователи не хотят ни за какие коврижки.
Цветаева вроде бы передала рукопись в какой-то социалистический музей, и там она сгорела при пожаре. Пожара, положим, выяснилось, никогда и не было… но рукопись погибла. И точка.
Конечно, наивно было монархическую поэму (притом, видимо, замечательную по силе!) передавать в руки… социалистов. Но, похоже, выбора у поэтессы не было: не могла же она такое вести в СССР? А других, более подходящих, более заслуживающих доверия знакомых у нее не нашлось.
Однако специалисты с торжеством ссылаются на то, что Цветаева сама мол не раз говорила, что политикой не занимается.
Говорила, – чтобы избежать споров. И людям, которым слова о монархии в положительном смысле были бы как красная тряпка быку, – и с которыми ей ссориться было неприятно.
Да и вообще, говорила в том плане, что не состояла в определенной партии, эсдеков или эсеров, или там в Союзе Михаила Архангела. И правда, не состояла.
Но взгляды-то выразила в своих стихах! А в стихах она никогда не лгала и не притворялась.
Так что – уж лучше поверим ей, чем ее весьма пристрастным комментаторам!
М. Цветаева. «Неизданное. Сводные тетради» (Москва, 1997). «Бродский о Цветаевой» (Москва, 1997)
Внешне бессвязный набор дневниковых записей, воспоминаний, писем, черновиков в стихах и в прозе. Читаешь сперва с трудом, потом – с увлечением. Приоткрывается вплоть до интимных деталей драматическая судьба замечательной женщины, судьба с таким страшным концом (тетради обрываются, однако, в момент перед отъездом в Россию).