Читаем Вечные ценности. Статьи о русской литературе полностью

Любопытно то, что Гумилев воспроизводит гипотезу, высказанную как будто впервые И. Л. Солоневичем (не называя его имени): будто имена Синеуса и Трувора означали на самом деле «его род» (то есть Рюрика) и «верная дружина». Насколько это правильно – вопрос иной: специалисты находят вполне вероятные скандинавские личные имена, какие здесь можно подставить.

Вся работа подчинена идее, что все западные влияния были России вредны. Вряд ли это соответствует истине; хотя положение дел именно сейчас придает такой теории некоторое основание. Напротив, ко всему идущему с востока, у автора отношение однозначно положительное; что тоже не вполне оправданно (хотя и более приемлемо).

Отдельные высказывания в разбираемых «очерках этнической истории» заслуживают полного одобрения. Приведем несколько:

Говоря о смутном времени, автор констатирует: «Люди того времени полагали (и не без основания), что для уверенности в завтрашнем дне мало безликого правительства, а нужен один государь, который был бы символом власти и к которому можно было бы обращаться как к человеку».

Или вот: «И хотя опричнина как институт была уничтожена, она не могла не оставить последствий. Большинство людей, бывших опричниками, уцелело. Кто– то из них был поверстан уже без всяких привилегий в служилое дворянство, кто-то пошел в монахи, кто-то – в приказы. И при этом бывшие опричники оставались самими собой: сохранив головы, они чувствовали и думали точно так же, как и до ликвидации опричнины. Кроме того, многие бояре, связанные, так или иначе, с опричниками, остались при дворе и у власти».

Не правда ли, ужасно актуально звучит в наши дни?

В целом, книга во всяком случае интересна, содержа новые и оригинальные воззрения, даже если они часто и спорные.

Против евразийских построений Гумилева сейчас иные из крайне правых журналистов в «бывшем СССР» ведут яростную войну. Но вряд ли они правы.

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 25 декабря 1993 г., № 2264, с. 2.

Н. Трубецкой. «Наследие Чингисхана» (Москва, 2007)

Переиздание сборника статей князя Николая Трубецкого (1890–1938) позволяет публике ближе ознакомиться с личностью и творчеством одного из главных основателей и столпов евразийства, бывшего в то же время крупным ученым в области лингвистики.

Отметим три сферы в его работах.

То, что он пишет о языковедении и, в частности, о русском и о старославянском языках, безусловно, интересно и заслуживает внимания, причем отнюдь не устарело.

Главное в его мышлении, его основная концепция, напротив, для нас неприемлема, хотя в ней и есть отдельные элементы истины.

Русские, конечно, европейцы, и противопоставлять их остальной Европе, – которую Трубецкой определяет и клеймит как германороманскую, – несправедливо. Мы принадлежим к белой расе, говорим на индоевропейском языке, с давних пор христиане, и наши связи, территориальные и культурные, с Азией не могут нас от остальной Европы оторвать.

Татарское завоевание было для нас, в основном, несчастьем, и то, что мы из него извлекли – отчасти полезные уроки, как и то, что мы с азиатскими племенами жили в долгом, многовековом контакте, не могло нашей изначальной природы изменить.

Разделения европейских народов между собой вообще довольно прихотливы. Нельзя бы отделить от общего фонда Грецию, культура которой легла в самую основу западного мира, ни Румынию с ее романским языком, хотя обе они православные, как и Россия.

Тем более католическую Польшу, наравне с Чехией и Словакией.

А Испания и Португалия носят в своих языках и истории не меньший отпечаток Востока, чем мы, – хотя и не совсем того же Востока…

А вот любопытно отметить у Трубецкого некоторые прозрения, делающие его книгу как нельзя более актуальною.

Процитируем его мнения о политике, которой должна бы придерживаться Россия на Кавказе:

«Не следует стараться углублять трения и противоречия между отдельными национальностями. Из вышеизложенного, однако, еще не следует, что можно поощрять стремление более крупных народов поглощать более мелкие. Такие стремления существуют: наблюдается стремление огрузинить Абхазию и Южную Осетию. С этим стремлением следует бороться путем поддержки национального сопротивления соответствующих народностей». «В Абхазии следует признать официальным языком абхазский, поощрять развитие абхазской интеллигенции и внушить ей сознание необходимости борьбы с грузинизацией».

Ну – словно бы сегодня написано!

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 14 февраля 2009 г., № 2861, с. 2.

А. Воронов. «Ольгины гусары» (Москва, 1999)

Гусары переполняют русскую классическую поэзию. «Гусар, на саблю опираясь…», «Гусару сабля будь порукой…», «Вчера за чашей пуншевою – с гусаром я сидел…»

Теперь вот перед нами история одного из гусарских полков, Елисаветградского, за период с 1762 по 1917 годы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы

Похожие книги

Русская критика
Русская критика

«Герои» книги известного арт-критика Капитолины Кокшеневой — это Вадим Кожинов, Валентин Распутин и Татьяна Доронина, Александр Проханов и Виктор Ерофеев, Владимир Маканин и Виктор Астафьев, Павел Крусанов, Татьяна Толстая и Владимир Сорокин, Александр Потемкин и Виктор Николаев, Петр Краснов, Олег Павлов и Вера Галактионова, а также многие другие писатели, критики и деятели культуры.Своими союзниками и сомысленниками автор считает современного русского философа Н.П. Ильина, исследователя культуры Н.И. Калягина, выдающихся русских мыслителей и публицистов прежних времен — Н.Н. Страхова, Н.Г. Дебольского, П.Е. Астафьева, М.О. Меньшикова. Перед вами — актуальная книга, обращенная к мыслящим русским людям, для которых важно уяснить вопросы творческой свободы и ее пределов, тенденции современной культуры.

Капитолина Антоновна Кокшенёва , Капитолина Кокшенева

Критика / Документальное
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимосич Соколов

Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ
ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ

Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»).

Григорий Померанц , Григорий Соломонович Померанц

Критика / Философия / Религиоведение / Образование и наука / Документальное