«Литература в целом не трансформировалась из “рефлексивной” в “фабульную”, и вообще в негласной иерархии ценностей самый никчемный бессюжетный реализм – в котором традиционно сильны русские писатели – до сих пор котируется выше, чем самая изощренная беллетристика, в смысле сочувствия критики, в смысле премиальных перспектив».
Вот тут-то и беда!
Публика, она безусловно совсем бы иного желала, чем то, чем ее кормят. А премируют и выдвигают нечитабельные, смертельно скучные и порою мерзкие романы, считающиеся «серьезными», оригинальными, чуть ли не классическими и представляющими якобы что-то новое.
На деле, больших писателей больше нет. Последними были, в разных областях, Солженицын, Солоухин (которого странно, чуть ли не преступно, замалчивают) и Астафьев.
Теперь даже Л. Улицкая и А. Иванов представляют собой наиболее высокий, по сравнению с другими, уровень «реалистического романа».
Данилкин сам, не отдавая в том себе отчета, называет барометр подлинных талантов, упоминая, кого переводят на иностранные языки: Акунин, Юзефович, Лукьяненко, – добавим Дашкову. То есть именно то, что он именует беллетристикой.
В той сфере, слава Богу, дарований довольно много, да и появляются новые.
Грустно, что как-то заглох (или оказался удушен?) жанр деревенщиков, в котором одно время била жизнь.
А теперь, – ну прямо поле, усеянное мертвыми костями!
Имен-то Данилкин называет множество, сопровождая их техническими терминами писательского ремесла (главным образом – англо-американскими), да читать-то их мало вообще охотников и, во всяком случае, «мы не из их числа».
В «Библиографических листках» Н. Коржавин (Сайт Русской Службы «Голоса Америки») констатирует:
«Конечно, коммунизм был вещью страшной. И настоящий большевизм виновен во всем, что он делал сам, – и именно он столкнул Россию в пропасть. Но одновременно, – он виновен и в том, что установилось после него. Он виновен даже в собственной гибели, потому что он ей всячески способствовал».
Е. Шванецкая, в «Неве», возглашает (комментируя «Героя нашего времени»):
«Максим Максимыч – военная власть. Проводник российской политики на Кавказе. Вместе со своим младшим офицером, Печориным… Подчиненный творит уголовщину, а комендант покрывает. Он дурак. В самом прямом смысле скудного ума».
Царь Николай Первый считал, однако, Максим Максимыча положительным образом.
А ему, пожалуй, видней было!
А. Терехов, в «Огоньке», трезво отмечает: «Никому не нравится жизнь, в которой мы живем».
Согласимся с чувством Е. Холмогорова в «Русском Обозрении»:
«Я не буду призывать русский народ каяться в том действительном преступлении, которому он попустил совершиться с самыми печальными для себя последствиями. Это преступление состояло в следующем: русский народ ко вреду для себя самого же позволил уничтожить собственную аристократию, великолепное ядро своей нации. В Средневековье и Новое Время Россия обладала исключительной по своим качествам национальной аристократией каковой было русское боярство и, прежде всего боярство двора московских государей».
В рассказе М. Осипова «Маленький лорд Фаунтлерой», честный и добрый доктор, проникнутый традициями русской интеллигенции, сталкивается с такими отрицательными явлениями, как нелепые убийства на почве национальной вражды в среде молодежи и поспешное и своекорыстное использование органов умерших для трансплантации, и остается в тягостном недоумении.
Р. Сенчин в рассказе «Все нормально» описывает научную конференцию в каком-то российском городке, на которой приезжий столичный историк заводит минутную амурную связь с местной женщиной и раскрывает ей душу о своих разочарованиях и несовершенствах.
У В. Маканина (рассказ «Ночь… запятая… ночь») во время беспорядков в Москве спасающийся от преследований властей террорист обманывает одинокую и морально неустойчивую женщину разговорами о любви и магии и, пользуясь ее доверчивостью, благополучно спасается и скрывается.
В «повествовании» В. Голованова «Тайный язык птиц» смешано и (умышленно?) спутано многое: группа музыкантов пытается записать пение птиц, браконьеры ловят, под запретом, ценную рыбу, в дельте Волги, близ Астрахани, происходит катастрофа у нефтяной компании, разрушая существующий там заповедник, а простой местный парень бесхитростно и свободно имитирует язык животного мира и сохраняет утерянную другими прямую связь с природой.
«Новый мир» 2/2010
Е. Терновский, представитель третьей волны и писатель довольно скромного дарования, удостоился огромного интервью, взятого А. Лебедевым. В котором выражен ряд мыслей, порою весьма сомнительных. Так, он считает, что большевицкая революция восходит корнями не к великой французской, а к системе правления в древних Египте и Перу.
Полагаем, что Ленин, Троцкий и тем более Сталин о фараонах и инках знали не более того, что стояло в гимназических учебниках, а вот наследство Марата и Робеспьера изучали не без внимания: и применяли на практике.