Вечные ценности. Статьи о русской литературе

Для внимательного читателя могут найтись в «Антологии» и некоторые сведения, небезынтересные в политическом смысле. Когда революционные албанские писатели рассказывают, как красные партизаны целые недели пробирались между вражеских деревень, крестьяне которых их обстреливали и стирались перебить, потому что там жили «зогисты» или «балысты», т. е. сторонники албанского короля Ахмета Зогу[399] и приверженцы антикоммунистической организации «Балы Комбетар» («Национальный Фронт»), то с некоторым удовольствием думаешь, что несмотря на свирепость расправ, общую для всех стран за железным занавесом, в Албании, наверное, еще осталось достаточно врагов антинародного коммунистического режима. Придет время, и их скрытое сейчас недовольство вспыхнет ярким пламенем. Будущее все-таки за этими балыстами н зогистами, а не за прихлебателями Энвер Ходжи.

«Возрождение», рубрика «Среди книг и журналов» Париж, Август 1955 года, № 44, с. 139–142.

Потомки Траяна (о румынском языке и литературе)

Румынский язык принадлежит к семье романских, так же как французский и итальянский, испанский и португальский. Но он подвергся влиянию славянских языков – и какому! Чуть не половина его словарного запаса состоит из славянских корней. Точнее, но конечно очень суммарно и приблизительно, от 40 до 43 процентов, причем столько же примерно взято из вульгарной латыни, а остальное представляет собою заимствования из греческого, турецкого и венгерского.

Трудно в первый момент поверить, что по-румынски «чашка чаю» будет «чашка де чай». Зная латынь, некоторые слова узнаешь сразу, в почти неизмененной форме, но рядом другие сбивают с толку; встретив слово «рана», думаешь, что это «лягушка», как по латыни, а на деле это значит рану, как и по-русски. Но и чисто славянские слова имеют иногда неожиданный смысл; то что «попас» обозначает привал еще довольно легко понять; более неожиданно что «запор» означает поток, и еще более курьезно румынское название войны: «разбой». Кто-то из русских писателей высказал даже мысль, что в этом последнем обозначении заключена целая философия, целое мировоззрение.

Я заинтересовался румынским языком в свои студенческие годы, будучи уже знакомым с главными романскими языками, и открыв в первый раз румынский роман, натолкнулся сразу на идиллическое описание пастуха, лежавшего на ковре из зеленой травы. Пастух был назван в этой фразе тюркским словом «чобан», а его положение описано так: «кулкат пе ун ковор де ярба верде». Эта смесь, помню, меня совершенно восхитила: «кулкат» я сразу признал за латинское «колокатус», «ковор» звучало почти по-русски, а «зеленая трава» почти как испанское «йерба верде».

Как создалась столь разнообразная ткань румынского языка? Чтобы понять это, надо бросить взгляд на историю народа, на нем говорящего. Главным определяющим событием было предпринятое римским императором Траяном в 107 году нашей эры завоевание Дакии. Язык римских легионеров и колонистов навсегда закрепился на этой территории (довольно загадочным образом, если учесть, что Рим вскоре ее оставил и утратил с ней всякую связь) и отсюда идет горделивое название, которое дают себе румыны в поэзии и риторике: «правнуки Траяна». Колонизация видимо шла из Италии, и этим объясняется, что фонетически румынский язык ближе всего к итальянскому. Но наряду с этим он часто удивительно точно соответствует языкам Пиренейского полуострова, сохраняя вместе с ними корни, исчезнувшие из других родственных языков. Так, плечо по-румынски «умэр» (испанское «омбро»), путь «кале» (испанское «калье» – улица); а, например, румынское «фрумо асэ» – красивая – даже и звучит очень похоже на португальское «формоза», сохранившееся в названии известного острова.

Исторически известно, что дакийцы говорили на индоевропейском языке особой группы. Просеяв румынскую речь, мы найдем несколько десятков корней, которые не похожи ни на латинские, ни на славянские и видимо не взяты из языков соседних народов. Анализ показывает притом, что некоторые из таких слов в ходу также и у албанцев, территориально довольно далеких от Румынии. Многое заставляет думать, что это есть остатки «этнического субстрата», как выражаются в лингвистике, т. е. первоначального местного языка: предки румын и албанцев принадлежали к одному племени. Так «маль» по-албански гора, а по-румынски берег; по албански «букур» – радость, удовольствие, а «букурос» – веселый, довольный; ель по-албански «бред», а по-румынски «брад». Есть и некоторые слова, взятые из латыни в особом смысле, присущем только Румынии и Албании: «фуртуна» в смысле «буря», албанское «флутур» и румынская «флутуре» в смысле «бабочка».