Вечный капитан

Я так промерз во время ночной вылазки, что проснулся к полудню, хотя обычно вставал с курами. В шатре вовсю чадила бронзовая жаровня на четырех ножках в виде птичьих лап. В дальнем углу на овчинах, постеленных в два слоя, возились дети, Алексей и Европа. Точнее, возится только сын, а дочь, которой три месяца с небольшим, радостно угукает, завернутая в пеленку. Имя выбрал ей вопреки месту, где родилась. В шатер зашла Аня, впустила волну свежего холодного воздуха и быстро задернула за собой полог.

Заметив, что я проснулся, сказала:

— Как раз к обеду проснулся. Сейчас теплую воду подам, умоешься.

Я продолжаю лежать в складной походной кровати, за пределами которой начинаются заботы и хлопоты. Наверное, устал от походной жизни. И не я один. Вижу, что Ане тоже надоело жить в шатре и постоянно переезжать, но помалкивает, как и положено жене в нынешнюю эпоху. Эмансипация — путь в никуда — пока не поразила умы человечества. Пусть образ жизни Аня ведет не совсем привычный, но, как женщина, она реализовала себя. У нее есть муж, достаточно богатый и статусный, не пьяница и не колотит ее почем зря, есть двое детей разного пола, есть какой-никакой дом. Женщине много чего еще надо, чтобы достойно встретить старость, но я рассказал Ане сказку о золотой рыбке, поэтому довольствуется тем, что имеет.

— Как погода? — спросил я, сделав над собой усилие и выбравшись из состояния «в кровати».

— Ветер утих, светит солнце, — ответила она, ставя на жаровню бронзовый таз с водой.

Я быстро умываюсь, чищу зубы толченым мелом, используя вместо щетки влажную тряпочку. Процедура эта в диковинку даже образованным грекам. За зубами пока что не следят, разве что зубные камни иногда сковыривают швейной иглой или вовсе гвоздем. При этом зубы у многих ни к чёрту, несмотря на отсутствие сахара, как продукта. На обед у меня вареная баранина с пшенной кашей. По нынешним меркам рацион довольно сытный и обильный, потому что подвоз продуктов скверный, а грабить новых подданных Царя Всего запрещено. Запиваю местным вином, слишком сладким, несмотря на то, что разбавлено водой один к двум. Наверное, мед в него добавляют.

— Доспехи оденешь? — спрашивает жена.

— Нет, — отвечаю я, потому что после обеда буду воевать головой.

Скифская ила расположилась примерно в центре долины, подальше от крутых горных склонов, с которых может прикатиться нежданчик. На свежем воздухе холоднее, чем в шатре, но намного теплее, чем было ночью в горах. Температура около нуля, и на солнечных местах подтаивает снег, который лежит тонким слоем во впадинах. С выпуклых мест его сдуло ветром. Три пленника сидят на бревне у арбы, кутаются в одеяла. За одну ногу каждый привязан к колесу. У всех синяки на лице, причем у двоих под каждым глазом. Старшему уксию года двадцать два, а младшему вряд ли больше пятнадцати. И это с учетом того, что синяки старят. За пленными присматривает часовой с дротиком. Ему не нравится эта обязанность, но старательно служит, потому что я сказал, что пленные стоят столько, сколько весят. Это если взять не золотом, а серебром.

Я подхожу к пленным, спрашиваю на смеси персидского и эламитского языков, который не сильно изменился с тех пор, как я его учил, разве что нахватался арамейских и персидских слов:

— За вас заплатят выкуп?

— Смотря какой, — сказал старший уксий.

— По пять мин серебра за каждого, — потребовал я среднюю цену молодого раба-мужчины.

Пленные переглянулись, и старший огласил общее решение:

— Заплатят.

— Я должен услышать это от тех, кто будет платить. Сейчас поедем в ваши деревни, поговорим с вашими родственниками. Если они подтвердят, что готовы заплатить за вас, то вернемся в лагерь и будем ждать, если нет, продам вас в рабство, — потребовал я и спросил: — Чья деревня ближняя?

— Мы из одной деревни, — ответил старший уксий.

— Далеко она отсюда? — спросил я.

— Там, — показал он на горы, ограждающие долину с севера, которые были километрах в пяти от нас.

— Прекрасно! — оценил я. — Сейчас приведут лошадей, будешь показывать дорогу.

Думал, доберемся за час, но потратили около двух. Горы оказались дальше, чем я предположил, и дорога постоянно петляла. Такое впечатление, что ее прокладывали по следу капель огромного быка, поссавшего на ходу. В деревне было с полсотни домов, таких же убогих, как те, что мы недавно грабили. Аборигены не стали разбегаться, завидев два десятка всадников. Привыкли уже, что новый правитель обирает их сам, другим не разрешает. Навстречу нам вышли два старика с кривыми клюками, на которые оперлись двумя руками, остановившись посреди узкой дороги. У обоих длинные седые бороды, которые легли, подогнувшись, на смуглые руки в почти черных, пигментных пятнах. Вроде бы не перекрывают путь, но не объедешь, не задев, что считается оскорблением.

Я остановил коня шагах в пяти от стариков и оповестил:

— Мы взяли в плен трех парней, — показал на них, едущих со связанными руками следом за мной на лошадях. — Они говорят, что из вашей деревни, что вы заплатите за каждого выкуп в пять мин серебра. Это так?