Ведарь

— Не стой на месте, а то повторим их участь! Выводи живо! Федор, документы, деньги! Александр, помоги Вячеславу! — скомандовал Иваныч, даже кролики притихли на миг от зычного голоса.

Я поспешил вслед за Вячеславом на улицу, кролики продолжили паниковать, один серый пушистик вырвался и прошмыгнул под ногами. Промчался стрелой до калитки и, помогая изо всех сил лапами, просочился под тяжелыми досками. Вячеслав покосился ему в след и потянул вертушку на двери в сарай.

— И часто у них такое? — я прошел следом в деревянную тень.

— Первый раз подобную истерику вижу, даже при «вертушках» такого психа не случалось. Что-то странное идет за тобой, — Вячеслав прошел сарай насквозь и сдвинул брус с массивных ворот.

Знакомый сарай. Полгода назад здесь урчала разбитая вдребезги «восьмерка». Мощный столб, втрое мощнее против сломанного, подпирал обновленный настил крыши. Вячеслав хмыкнул, глядя на мое лицо.

— Чего косишься? Такое бревно и танк выдержит, помоги прицепить люльку! — Вячеслав кивнул на второе отделение сарая.

В центре возвышался достопамятный «медведь», не утративший своей мощи и боевого задора. Пылинки, золотясь в бьющих из щелей шпагах солнца, легонько облетали в вечном броуновском движении.

Из-под дерюги вылезла остроносая коляска на двух человек, похожая на каноэ с двумя колесами. Два места, где взрослые люди усядутся только в позе эмбриона, когда колени затыкают уши. Первый раз такую вижу, раньше катался в одноместной люльке, и то на мешках с картошкой.

Помог Вячеславу выкатить и прикрепить чудо инженерной мысли, собранное из двух «уральских» люлек. Сразу видно, что «каноэ» редко пользовались — коврики внутри не стерты, поручни как новенькие.

— Снимай веревку, сейчас кататься поедем! — Вячеслав резким рывком завел мотоцикл.

Пока я развязывал узел, мягким мехом прошелестело по ноге, ещё один вырвавшийся кроль забился под калитку. Оставив клочки шерсти на ребристых досках, кролик со всех ног припустил по улице, только уши сверкнули вдалеке. Я проводил взглядом животное и наткнулся на смотрящие в упор глаза. Девушка вцепилась в толстую балку забора, упругая грудь взволнованно вздымалась под тонким сарафаном.

— Зачем ты пришел? Уезжай сейчас же! — звонко крикнула девушка.

Забор дрожал под напором, доски трещали, казалось, ещё немного и тонкая стенка рухнет плашмя. Сдерживающая веревка трепетала на ветру, я замер с жесткими концами в руках. Столько жаркой ненависти под нахмуренными бровями ещё нигде не встречал. Если бы в нежных руках дрожал автомат, то я давно был бы прошит насквозь. А пока глаза заменяли пули — лишь толстая кожа спасала от дыр.

— Сейчас уеду, не надо так нервничать. Успокойтесь, пожалуйста! — я постарался улыбнуться в ответ как можно более успокаивающе.

— Марина, не кричи, а то соседи прибегут на выручку, — из дома вышел понурый Федор и повернулся ко мне. — Держи рюкзаки, укладывай на второе сиденье.

— А как мы все уместимся? — я подхватил тяжеленных «лягушек».

— Я не еду, задержу перевертней насколько смогу! — желваки резко дернулись под тонкой кожей.

Девушка за забором ахнула, закрыв рот ладошкой. Большущие глаза налились блестящей влагой, заискрилось солнце на ресничках.

— Зайди в дом, и не высовывайся! Не высовывайся, чтобы не произошло! — рявкнул Федор, он старался не смотреть на суженую.

— Да как же, Федя? Не ходи, пожалуйста, — в девичьем голосе прорезались слезы, последнее слово утонуло во всхлипе.

— Я сказал — зайди в дом! Я вернусь, Марина, постараюсь задержать как можно дольше, и обязательно вернусь. Должен я за тебя, пришла пора долг отдать, — Федор прошел по вскопанной грядке, не обращая внимания на молодую поросль.

Большие пальцы утерли слезы на глазах подруги, мы с Вячеславом тактично молчали. Рюкзаки юркнули в менее глубокое сиденье, сверху лег тент, застегивали быстро, не глядя друг на друга. До ушей доносились женские всхлипы и успокаивающий рокот Федора.

— Не пущу! Родимый, милый! Не уходи! Оставь его в покое, тварь!!! — слова относились ко мне.

На мое счастье подоспел Иваныч.

— Марина, возьми себя в руки! Ничего с твоим оболтусом не случится! Перевертни вон за ним охотятся, — кудрявая голова мотнулась в мою сторону, и берендей добавил более раздраженно. — Федор, успокой же ты, наконец, свою женщину!

Федор через забор поцеловал Марину, та попыталась обнять парня, но оба коснулись заговоренной веревки и отпрянули, как отдергивается обжегшийся палец от раскаленной сковороды. Под ногами захрустели невысокие смородиновые кусты.

Слезы хлынули двумя ручьями по припухшим щекам, всхлипы чередовались негромкими завываниями. Сколько себя помню — никогда не мог терпеть женские слезы, в таких ситуациях не знаешь, как успокоить, но хочешь, чтобы перестала плакать и рвать душу на части.

Марина отходила, не сводя глаз с Федора, руки мяли подол сарафана. На крыльце остановилась, припухшее лицо скривилось болезненной гримасой, и она опрометью кинулась в дверной проем. Громко хлопнула коричневая дверь, за ней зазвенел плач в полный голос.