Ведя Взмокин – наш товарищ

– Поразительное дело! – произнес Зергер. – Мир, где еще совсем недавно шла золото накопительная возня, стремительно раскалывается. Это трудно поддается объяснению.

Зергер все видел.

– Мир дешевых развлечений, мир порока жадной страсти разрушается?

– Разрушается, Ведя, разрушается.

– Ого! Мир исчез. Просто исчез – без вспышки, без взрыва, безо всякого видимого превращения. Он стал пустотой, прозрачной беспомощной пустотой, не имеющей даже горстки материи.

– Впрочем, отдельные камешки я вижу, их даже много. И они множатся; фрагменты материи множатся и растут-растут-растут, объединяются.

– Возник шар! Бело-золоченый шар с некрасивым пламенем на поверхности, такого же размера, что и прежний мир. Вероятно, через некоторое время возня на нем возобновится.

– Откуда эти окны кривые? – спросил Гониденек капризно. – При мне их не было!

– Это не окна, это берестон насквозь прожгло. Атмосфера выдалась слишком неподходящая для наших материалов. Соколавушка, замажь-ка их шишковым маслом.

– Я немного того – масло употребил…– признался Авужго.

– Ну тогда прикрой их чем-нибудь. Или обшивку подвинь.

Сокол Авужго стал тянуть края листов, сделанных из упругой древесины. Листы едва слушались.

– Наш дорогой Берестон немного поизносился. – сказал Ведя. – Поэтому мы должны решить о главном.

– Насчет золота? – спросил Гониденек. – Так оно ж пропало.

– Да не насчет золота – нужно мне твое золото. Это все чепуха. Товарищи, мы забыли о Цветке Гармонии! Сможем ли мы теперь его добыть?

Зергер посмотрел туда, где мерцали миры.

– Цветок Гармонии есть поистине удивительная вещь, иначе бы Вор-Юн-Гак не старался бы так нас уничтожить из-за Цветка. Отдавать Цветок он не станет, это же элементарно ясно. А что касается того старинного оборота с загадками – думаю, Змей просто захотел жестоких зрелищ. С нашим участием. Мы его весьма потешили, но зря.

– Не совсем уж зря, – заметил Ведя, – по крайней мере, мы в сознательном состоянии.

– Да, конечно; но смешно думать, что Подлый Змей подарит нам Цветочек в награду за старания. Он, в общем-то, и не обещал этого. Он нас обманул.

– Накостылять ему надо! – сказал Сокол Авужго.

– Иди попробуй, – проворчал Гониденек, – я туда теперь ни в жизнь ни ногой ни рукой… Я только сейчас понял, как там пло-охо!

– Когда я работал с товарищами комниками, – сказал Ведя, – я сделал удивительное наблюдение насчет вранья. Вранье – оно в общем-то и есть вранье, но в некоторых случаях оно бывает полезно. Полезно для порядочных существ, не подлецов.

Звездный ветер доносил до берестона странные волны, волны с инормацией о мире, где царствует и правит пустота.

– По всей видимости, это звуки царства Ничтова – сказал Зергер. – Ничтов любит, чтоб ничего царствовало над всем.

У Веди чесались оба уха.

– Товарищи, а может поехать к этому Ничтову, пусть он могущественный прохиндей… и наврать ему про Вор-Юн-Гака? Или рассказать правды? В общем, наговорить всяких вещей.

– Не просто наговорить, – подхватил Зергер, – а заманить его к Вор-Юн-Гаку в гости! Дескать, здравствуйте. Змей, не ждавши, засуетится; вероятно, возникнет повод, чтоб Ничтову задержатся. А пока эти хозяева Вселенной ругаются, мы…

– Обоих разнесем! – догадался Авужго.

– Нет, отыщем Цветок Гармонии. В конце концов, имеем мы на него право? У нас же исключительно благородные цели. По крайней мере, у меня и у Веди. Ты как считаешь, Сокол?

– Так я что ж – я не против благородности, добра. Когда добро на пользу, то и хорошо.

– Не дадут спокойно пожить – промямлил Гониденек.

Берестон, управляемый Ведей Взмокиным – в компании с Зергером, Соколом Авужгой и Гониденеком на полу –, двигался вдаль, в черные глубины космоса, слушая пустоту…

Пустота тоже звучит – в ней слышен голос таинственного Ничтова.

…

«… можно подумать, что долгое и краткое взаимосвязаны. Свет, волны, да и вообще все формы энергии распространяются чрезвычайно быстро, но с точки зрения бесконечности, они не такие уж и быстрые. Долго тянется свет во Вселенной, из одного конца ее в другой, а ведь есть и другие Вселенные. У нас нет оснований говорить о конечности мироздания, т.е. о наличии у него границ/краев, но так же у нас нет оснований говорить о бесконечности мироздания. В связи с этим возникает мыслительный парадокс, разгадать который – дело более прогрессивных эпох…»

– Мудро – сказал Взмокин-Делай, глядя на трактат, составленный Трнемовом – но слишком заковыристо. Непонятно, как сия мудрость поможет в нашей жизни.

Трнемов поглядел в окно – за стеклом, покрытым мелкими горошинами, лежал снег, много-много снега. Стояла зима.

– Впрочем, ты конечно прав насчет противоречий времени. Время медленно идет, но быстро кончается, его вечно не хватает. Как бы нам узнать насчет Веди?

– На небе – сказал Трнемов – в последние дни наблюдается повышенная активность, образование всяких новых звездных скоплений, не описанных никем. Не знаю, хорошо это или плохо.

– Да у нас от всего может быть плохо, при нашей-то жизни. Кругом же одни прохвосты! Бедный Ведя! Он же совсем один пошел…

Трнемов сунул нос в передающую мембрану, и зашептал в сторону космоса: