И тутъ случилось нѣчто, чему я до сихъ поръ не могу найти объясненіе. Вмѣстѣ съ ружейнымъ зарядомъ по рѣкѣ прошелъ звукъ, который можно было бы сравнить только со взрывомъ заложеннаго подъ землей пороху: глухой и низкій. Пошелъ гулъ. Стоя на берегу, я не понималъ, откуда онъ происходитъ. Съ рѣки налетѣлъ сильнѣйшій вѣтеръ. Загремѣло, и дождь пошелъ стѣной. Бабы и дѣти на берегу принялись ликовать и радоваться. Они смѣялись и пили падавшую съ неба воду. Но в то же время гулъ не прекращался, и это вызывало во мнѣ тревогу. Я сталъ спрашивать у нихъ, что это, и мнѣ отвѣчали: рѣка идетъ, но говорили объ этомъ такъ спокойно, что я не могъ повѣрить. Однако и правда, совсѣмъ скоро я увидѣлъ то, что поразило мое воображеніе: сверху по теченію появилась волна, какъ бы стѣной, она шла съ огромной скоростью и накрывала собой и берега, и островъ. Шумъ, который я слышалъ, былъ шумомъ идущей воды. Казалось, будто бы пробило плотину, но я зналъ, что плотинъ въ этомъ мѣстѣ на рѣкѣ нѣтъ. Темъ не менѣе, вода прибывала, и люди побѣжали съ берега на яръ, и я побѣжалъ вмѣстѣ съ ними, боясь быть унесеннымъ водой.
Когда же я обернулся сверху на реку, то, къ ужасу своему, не увидѣлъ ничего: островъ скрылся, осталась лишь верхушка горы и торчащее одинокое дерево. Ни солдатъ, ни крестьянъ, ни самаго Итильвана не было. Изъ всего ушедшаго отряда спаслась одна лошадь Пшехта, она металась по селу въ полной упряжи, обезумѣвшая отъ дождя и грома.
Я былъ такъ потрясенъ произошедшимъ на моихъ глазахъ, что не зналъ, что и думать, и чувствовалъ себя, какъ та лошадь. Видя вокругъ всё еще веселящихся дѣтей, а съ ними бабъ и стариковъ, я думалъ, что схожу съ ума. Я сталъ подбѣгать къ нимъ, хватать за руки и спрашивать, чему они радуются, если всѣ ихъ родные утонули въ рѣкѣ. Они же отвѣчали мнѣ, что никто изъ нихъ не погибъ, а всѣхъ забрала съ собой мать, какъ и было обѣщано Итильваном. Любые мои доводы они оставляли безъ вниманія. Я понялъ, что не могу совладать съ глубиной мракобѣсья, царившей у нихъ въ головахъ, ушелъ въ избу, выдѣленную намъ съ Пшехтомъ, и легъ на лавку, забывшись. Съ того дня я заболѣлъ горячкой и пролежалъ въ той избѣ нѣсколько дней, пока не смогъ уѣхать домой въ кибиткѣ.