Саша поманила Розу за собой и ушла на кухню. Немного чая для бодрости, и можно задуматься, что интересного придумать на завтрак. Вроде бы придумала, теперь просто дождаться, когда проснётся Коля. Роза получила свои три капельки живой воды, а затем угощение: три капельки на вкус как газировка, и кошке это не нравится. А потому — немного лакомства, заесть. Против такого сочетания кошка не возражала.
— Покажи зубы, — потребовала Саша. — Нужно будет почистить. Ну ты сама же не почистишь! Сегодня вечером, хорошо?
Роза кивнула.
— Вы с Шанни это вместе придумали? — понизила голос Саша. Кошка отвернулась, уселась, и принялась умываться. — Не меняй тему! — притворно рассердилась Саша, и тихонько рассмеялась. — Ладно, ладно. Я чувствую, что вы схитрили. Не хочешь говорить — не говори. И спасибо за всё!
Роза перестала умываться, посмотрела несколько секунд в глаза Саши и лизнула ту в нос.
— Протрёшь до дырок! — возмутилась Саша. — Ну всё, мне нужно немного так посидеть, извини!
Роза мурлыкнула, потёрлась о подбородок человека и, спрыгнув на пол, направилась прочь из кухни, держа хвост трубой.
Саша откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Вчера, в ванной, так и не рискнула вспомнить. Побоялась, что Коля услышит, или увидит — или всё вместе. Когда воспоминания настолько яркие, их увидит даже непосвящённый.
…Когда Саша пришла в себя — поняла, что она в гостиничном номере. Что они обе там — зрение ещё не действовало, но она узнала запах волос матери — в детстве он был лучшим успокоительным. Мама всегда приходила, если снились дурные сны, если что-то пугало маленькую Александру. А пугало многое — у посвящённых и детство непростое, и вся жизнь потом.
Саша помотала головой. И зрение вернулось в норму, и прочее. Они в небольшом номере, Саша сидит на стуле — старомодном, большом, массивном, с удобными подлокотниками. Саша повернула голову направо — и увидела своё отражение. Справа от неё платяной шкаф, а на нём ростовое зеркало. Не тёмное, не живое… просто зеркало.
Саша повернула голову в сторону двери и увидела мать. Та сидела на ровно таком же стуле, напротив, в двух шагах. И спокойное, жутко спокойное выражение лица.
— Зеркало слушается только меня, — пояснила Чернова-старшая. — Прошу тебя, не делай глупостей.
Саша вновь посмотрела в зеркало и усмехнулась. Даже если повезёт, даже если зеркало раскроется по её приказу, что вряд ли, она просто не успеет. Реакция у матери фантастическая, и скорость — тоже. Саше с ней не тягаться, даром что мать почти втрое старше; даром что от зеркала мать втрое дальше.
— Ты носишь его ребёнка? — поинтересовалась Чернова-старшая, и Саша посмотрела в её глаза.
— Ты и сама чувствуешь, — ответила Саша с явным оттенком презрения. — Нет.
— Хорошо. — Чернова-старшая поднялась на ноги. — Тогда это будет не так больно.
Саша попробовала подняться на ноги, и поняла, что не в состоянии оторвать руки от подлокотника, а ступни — от пола. Словно скована по рукам и ногам, только оков не видно. Саша усмехнулась.
— Зачем путы, мама? Ты теперь инквизитор?
— Ты и сама чувствуешь, — ответила Чернова-старшая в тон дочери. — Нет.
— Тогда зачем?
— Если ты пообещаешь, что не натворишь глупостей, не попытаешься уйти — я сниму путы. Обещаешь?
— Нет, — спокойно ответила Саша, не отводя взгляда от глаз матери. — Зачем ты стёрла ему память?
— Саша, как звучит третье правило? — Мать словно не услышала вопроса. Вот эта её манера кого угодно достанет!
— Мы не вмешиваемся в дела профанов, — прошептала Саша.
— Громче!
— Мы не вмешиваемся в дела профанов. — Саша посмотрела в лицо матери. — Он не профан.
— О нём отдельный разговор. Я говорю про суд. Я говорю про свидетелей, которые все поменяли показания. Инквизиторы уже проверили, это было стихийное воздействие. Из посвящённых там была только ты. Скажи мне, зачем?
— Ему грозило тюремное заключение, — ответила Саша тихо. — По ложному обвинению. Если инквизиторы уже были там, они и это знают. И я ничего не делала! Я просто попросила, чтобы все лжецы получили по заслугам, чтобы Колю и нас всех оставили в покое! — Саша закрыла глаза, и из каждого вытекло по слезе. Саша сглотнула и вновь открыла глаза. — Не знаю даже, у кого просила. Это всё! Я бездарность, и ты это знаешь! Я ничего не смогла бы!
Чернова-старшая смотрела на дочь бесстрастно.
— Но если бы могла, то сделала бы, — тихо завершила Саша, глядя в глаза матери.
— Этого я и боялась. — Чернова-старшая вздохнула и вернулась на свой стул. — Теперь посмотри на это с их стороны. Есть стихийное воздействие. Или у тебя есть талант, и мы просто не разглядели его — да, я оплошала, если не увидела — или…
— …или кто-то мной управлял, — закончила мысль Саша.
— Вот именно. Других версий пока нет. А пока их нет, ты под подозрением.
— Тогда почему здесь ты, а не инквизиторы? — Саша стала самим спокойствием. — Почему я не в Лимбе?
— Я не позволю забрать тебя. — Чернова-старшая прошлась по комнате и вернулась на стул. — Если дойдёт до худшего, я сама позабочусь о наказании. Может, твой родной дом и не самая приятная тюрьма, но это лучше Лимба.