Ведьма-иллюстраторка

— А нос ей на что? В общем, давай, сам разберешься. Не бойся, ступа не конь, не лягается.

Судя по недоверчивому взгляду Динека, слова Маркарет его не особо-то убедили. Зато от самой Маркарет он вроде бы шарахаться перестал, уже неплохо. А что к ступе подкрадывается… Привыкнет.

Маркарет решительно вошла в зал, села за столик в углу, вскинула руку, подзывая Элику — та подошла с кувшином прохладного морса и кружкой.

— А правда, что вы иллюстрировали «Любовь в геенне»? — шепотом спросила она, подсаживаясь на скамейку рядом.

И хихикнула.

Читала, явно читала.

Маркарет неловко потерла шею. Она не была к такому готова.

Было что-то между облегчением и желанием спрятаться под стол. Какое-то такое чувство. Маркарет не могла определить его точнее.

— Кто сказал?

— Тайе Тошка, когда я ей колбасы выносила. Она у меня книжку увидела, ну и… Уж очень вами гордится!

— Сомневаюсь.

— Тайе Тошка вас любит, — нахмурилась Элика, — и ни за что бы не сказала, если б кому-нибудь другому. А мне сказала, потому что знает, что я никому не скажу.

— Еще бы, — вздохнула Маркарет, — если ты скажешь, отец узнает, что ты читаешь.

— Про чистую и прекрасную любовь читаю! Ничего постыдного в таких книжках нет. — нахмурилась девушка. — А вы очень красиво иллюстрируете! И нечего стыдиться… И жечь не надо.

— Это уже мне решать, — качнула головой Маркарет. — Это же мои работы. И у тебя останется книжка, любуйся себе.

— Вы хотите бросить? Рисовать?

Маркарет задумалась.

— Да нет, просто буду делать это в свободное время.

— Но вы же вечно то там, то сям, и что-нибудь делаете!

Маркарет развела руками.

— Взрослая жизнь, Элика. У тебя тоже скоро не останется времени на камешки.

— Если у меня не останется времени на камни, я, наверное, помру, — надулась та.

— Значит, ты найдешь время. Чтобы выжить. — Маркарет бросила взгляд в сторону входа, — ага, вот и мой работодатель. Элика, будь добра, чуть позже подойди принять заказ.

Та кивнула, и проскользнула мимо нэя Якоса, смерив беднягу таким убийственным взглядом, что он бы несомненно испепелился прямо на месте — если бы заметил.

— Давайте решим дело миром, — сказал нэй Якос, плюхаясь на скамью напротив Маркарет, и промакивая платочком вспотевшую лысину. — Дела у моего издательства сейчас не ахти, вы это знаете. Суда не переживем ни мы, ни ваша репутация.

— Моя репутация сдохла в болоте вместе с моим первым боко. Когда я его не смогла убить, и он гнался за мной до деревни. — Маркарет поджала губы. — По крайней мере, так сдохла та репутация, которую я ценю. Потом сдох боко, и репутация воскресла.

— Давайте без юношеской бравады? — скривился Якос.

— Давайте. Но и без детских угроз. Предложение?

— Половина. Вторая половина — в конце квартала.

Кошка запрыгнула на колени, потерлась о руку, прошла по столу, прыгнула на плечо, махнув пушистым хвостом по носу.

— Банкротитесь? — сварливо спросила она, плотно заякорившись у Маркарет на плече всеми двадцатью когтями.

— Что?

— Не обращайте внимания. Кошки не разговаривают.

Тошка спрыгнула и растворилась куда-то в сторону кухни.

— Простите, — привычно сказала Маркарет, — у моего фамильяра никаких манер.

— Да, она могла бы хотя бы не поворачиваться ко мне задом во время разговора.

— Кошки… Так что, и правда банкротитесь? И к кому мне прийти в конце квартала? С устной-то договоренностью?

Якос положил на столешницу набитый монетами кошелек. Маркарет ослабила завязки. Медь, немного серебра.

Мало. Слишком мало.

За десяток цветных и под тридцать иллюстраций в графике, не говоря уж об оформлении буквиц, — позорно мало.

— Это все, что я могу вам дать, — спокойно сказал он. — и никаких бумажек. Суд… Вы можете обратиться. Но там просто потреплют ваше имя. Вы ничего не сможете взыскать, и вы это знаете.

— Наденете парик, наклеите усы, найметесь матросом и уплывете в Шень?

— Нет, просто затяну тяжбу лет на десять. Обойдемся и без банкротства: дела пока позволяют сводить концы с концами.

— Но не содержать иллюстратора.

— Вы стали слишком дороги для малевательницы сисек.

— Вы же не читали «Любовь в геенне», да? — невольно улыбнулась ситуации Маркарет. — Не то чтобы для нее мне пришлось рисовать… женскую грудь.

Якос отмахнулся.

— Плевать. Это все, что я могу вам предложить.

— Вы же понимаете, что большая часть вашей клиентуры приходит именно за рисунком?

— Вы довольно наивны, — нэй редактор причмокнул пухлыми губами, — впрочем, позволительно для дамы. Открою вам глаза: у моей клиентуры настолько богатая фантазия, что им вполне сгодится и тот парень, что рисует в местных уборных. Вам хотелось бы думать иначе, но я могу позволить себе потерять тот малый процент эстетов, которым не хватит перевернутой З чтобы представить себе… — он осекся и поправился вслед за Маркарет, — женскую грудь. Или мужскую задницу. Да, я читал «Любовь в геенне». — Якос развел руками, — должен же я знать, почему она так хорошо продается.

— И почему же?

— Свежий взгляд на вещи. — моментально ответил Якос с невиннейшим видом. — Литературное открытие. Новаторство.

— Порнуха.