Ведьма-иллюстраторка

За бесцельным разговором они подмели избушку, перечистили кастрюли и даже чуть не побелили печь: ушлая кикимора притащила откуда-то ведро краски, и Маркарет, увлекшись, чуть не взялась за кисть, но решительно ее отбросила.

— От грязи-то мы и заводимся, — сказала кикимора, оттопырив заячью губу, — это тебе любой скажет. Ты смотри как неопрятно, вернусь же! Вся печка в саже.

— Так и я гарантий не давала, — улыбнулась Маркарет, — ты хозяину-то верни ведро, верни.

Кикимора только плюнула — и унеслась.

Маркарет закрыла дверь и села на крыльцо — ждать. Занимался рассвет, оглушительно щебетали птицы, и ветер трепал подол ее платья, неся с собой запах летнего луга и коровьего навоза.

За калиткой завозились. Солидно гавкнул баб Нилин пес. Так, для порядка.

— Ты, что ли? В упыри заделалась? — насмешливо крикнула Маркарет, — Пригласить тебя?

— Света в душу твою, поганая ведьма, — через щель в заборе просунулась изящная, почти женская рука, зашарила в поисках крючка от калитки, — никак кикимору все изгоняешь?

— Может, и изгнала.

Этот священник был очень юн. Настолько, что вместо усов у него были… усики. Иначе это жидкое светлое недоразумение Маркарет назвать не смогла бы. Даже хуже: он был так юн, что усиками этими искренне гордился. Кажется, даже отращивал. Ну, судя по длине крайних волосин.

Он был по-юношески же прыщав и нескладен, по-студенчески худ, и явно ничего тяжелее книги в жизни не поднимал. Маркарет старалась с ним не пересекаться, и потому не знала его имени, хоть в приход его направили пару лет назад.

Маркарет знала старого священника, которому этот сопляк сейчас должен был бы помогать зажигать свечи. Вот он был мировой мужик, со своими задвигами, но мировой. Носил свое одеяние степенно и с гордостью, и с «поганой ведьмы» разговоров не начинал: помнил времена, когда Церковь темных уважала.

Не то что это недоразумение, чье слишком длинное облачение волочилось в пыли, позоря всех священников мира и этого конкретно.

— Ишо один меня изгонять приперся! — взвизгнула кикимора под самым ухом, и Маркарет невольно дернулась, — ухожу я, ухожу. Пойдем, поганая ведьма.

— Пойдем, поганая кикимора.

Она едва успела отдернуть ладонь: не хотелось еще больше портить имидж и уходить с нечистью в лес как закадычные подружки, под руку. Кикимора не обиделась, просто пошла рядом, осторожно обошла священника по широкой дуге. Маркарет задела его плечом: просто так, настроение было дурное, хотелось показать, что зря он помешал ей спокойно подышать воздухом и коровьим навозом на крылечке баб Нилы. Куриц надо кормить, корову вывести к пастуху — вот тебе и выйдет вклад пальца божия в дело изгнания кикиморы.

Она толкнула калитку.

— Ты ж из благородных, — сочувственно ударило в спину, — так зачем в ведьмы пошла? Ты ж племяшка Талавинне, я видел.

Как будто у него было право спрашивать и выговаривать такие неудобные вещи вслух, у этого сопляка с жидкими усиками.

— Чтобы служить темным силам и всячески пакостить людям, конечно, — ответила Маркарет лениво, — чтобы делать это тогда, когда я хочу, а не когда мой дар вдруг взбесится. Чтобы заработать себе на жизнь. В Академии очень дешевое обучение, ты знал?

Он как-то неожиданно внезапно, обидно помянул ее род, и это было как удар под дых, и вместе с перехваченным горечью дыханием у нее будто разом исчезли силы к сопротивлению. Ты Талавинне, Талавинне, Талавинне, твой двоюродный дядя меряется дворцами с королем. Как ты до такого докатилась, Маркарет Талавинне?

— Талавинне думают о таких вещах?

Он не сказал «деньгах», как будто сам презирал деньги, а не гремел по праздникам медной кружкой с пожертвованиями.

Бесит.

Вечно одни и те же вопросы. Одни и те же упреки от совершенно незнакомых людей. Дворец покажь? Не пустят же, бедная родственница? Ха, Талавинне пришлось работать!

Как будто то, что она Талавинне, и ее родственники где-то там богаты и счастливы, дает другим право радоваться ее собственному несчастью.

Маркарет пришлось напомнить себе, что она гордится своей работой. Даже теми работами, которые надо бы наконец сжечь. С сараем вместе.

Призрак… Ну подумаешь, призрак. Сгорит вместе с другим прошлым.

— Даже короли, наверное, задумались бы — если б вдруг обнищали. — ответила она, все так же не оборачиваясь, — Кстати, если хочешь принести в жизнь старушки немного света — побели ей печь. Сработает лучше молитвы.

— Не думаю…

— А тебя и не спрашивали.

И все-таки в лес они с кикиморой ушли под ручку. С Маркарет не убудет, и кикиморе приятно…

У священника, Маркарет надеялась, с такой наглости глаза его на лоб вылезут, и там и останутся. Слишком много он в чужих жизнях высматривает без приглашения, ему бы полезно было.

5