— Вас это не касается. А почему вы делали то, что сделали? За кого вы меня держите, а? Я не домашний песик, Бьянка, отнюдь. Вы разве не знаете, что случилось с Лией Циниат, а? Наверняка об этом тоже все шептались!
Девушка побледнела.
Даже нет, не так. Сделалась белее простыни.
— В-выы… вы что… меня?
— Почему нет? — Аламар принялся перебирать бумаги на столе. Он чувствовал себя выжатым как лимон, и более всего на свете хотелось оказаться дома.
— Не посмеете! Мой отец…
— Лия Циниат тоже была далеко не последним человеком королевства. Мне это не помешало.
Бьянка умолкла.
Аламар поймал ее взгляд, исполненный такой жгучей ненависти, что невольно передернулся.
А ведь он был готов на ней жениться.
Как мило.
— Я подумаю, как с вами поступить, — холодно сказал он, мечтая о чашке горячего чая, — а пока посидите у нас. Подумаете, как себя должна вести девица из благородной семьи.
— Вы бы еще выпороли меня, — брезгливо обронила Бьянка.
— Да мне неинтересно вас пороть, дорогая госпожа Эверси. Пороть я буду свою жену, это куда более захватывающее занятие.
— Извращенец.
— И на этом закончим, — он откинулся на спинку стула, позвонил в колокольчик.
Лицо Бьянки окончательно утратило прелесть и сделалось похожим на оскаленную морду болонки. Собственно, так ведь и было с самого начала.
Но, возможно, из нее выйдет неплохой агент. Отослать ее, в ту же Ависию, чтобы подальше отсюда… А пока пусть посидит в тюрьме да подумает. Аламар был абсолютно уверен в том, что в тюрьме, да особенно девица из аристократической семьи, должна пересмотреть свои взгляды на жизнь.
Хлопнула дверь. Дериш вытянулся в струнку.
— Слушаю, мастер.
— Отведите госпожу Эверси в камеру пятнадцать, — Аламар уже начал подписывать протоколы и не смотрел в сторону Бьянки, — ближайшие месяцы она проведет там.
— Ненавижу! Вы, урод! Ненавииижу! — взвизгнула Бьянка.
Аламар только рукой махнул. Мол, уводи. Слушать вопли желания не было.
Дома его встретила Ньями, привычно-строгая, в безукоризненно наутюженном переднике. Аламар сгрузил ей на руки плащ.
— Ньями, дорогая, подготовь мне свежее белье. Переодеться хочу.
— Тяжелый день, господин?
— Не то слово, — он невольно поморщился. В висках жуткой трелью до сих пор звенел голос Бьянки. — А где моя жена? Проснулась уже?
Ньями сердито поджала губы.
— Давно, еще до полудня. Сидит у себя в спальне.
— Она завтракала? Обедала?
Женщина лишь покачала головой.
— Нет, господин. Я несколько раз предлагала ей спуститься и поесть, но она наотрез отказалась. Вероятно, вам следует отослать меня куда-нибудь, раз уж ваша жена меня невзлюбила.
Аламар фыркнул.
— Но ведь есть за что? Кому ж понравится быть утопленным в ванне?
Ньями только руками развела.
— Да, господин. Каюсь. Не сдержалась. Как только услышала, что она натворила, так и кровь в голову ударила.
— Ну так и исправляй теперь то, что наделала, — он пожал плечами, — так, говоришь, сидит в спальне? Лицо зажило?
Нянька кивнула.
— Зажило. Еще бы не зажить, когда господин Лаверн так потрудились… Я подготовлю вам белье, господин.
И ушла, тихо бормоча на ходу. Аламар поднялся по лестнице наверх и деликатно постучал в дверь.
— Кто там? — прозвучало приглушенно.
— Это я, Данивьен. Могу я войти?
И поймал себя на том, что вместо того, чтобы распахнуть дверь ударом ноги, стучится. Да еще и разрешения спрашивает. Глупости какие-то.
— Да, конечно, входите, — прозвучало по ту сторону.
И он толкнул дверь.
В спальне горели магкристаллы. Дани сидела в кресле, по самые глаза утонув в тяжелом стеганом халате, и держала в руках небольшой томик сочинений Алистера Гекко. Аламар оставил его в спальне по наитию, сомневаясь в том, что его жена знает буквы. Оказалось — знает. И даже взялась читать эту романтическую чепуху.
Она смотрела беспомощно и обреченно. Неприбранные волосы темным шлейфом струились по плечам.
Аламар молча пересек спальню, взял в руки ее лицо и долго всматривался, силясь разглядеть шрамы на нежной коже. Эльвин Лаверн сотворил чудо, срастив рваные раны совершенно бесследно. Если бы тогда, пять лет назад, именно Эльвин лечил его, то, возможно, руку бы удалось спасти.
Томик романтических сочинений выпал из рук Дани и с глухим стуком ударился о пол. Аламар молча рассматривал лицо своей жены, и впервые пришел к выводу, что глаза у нее просто необыкновенные: очень темного, насыщенного оттенка горького шоколада, обрамленные длинными пушистыми ресницами, и оттого создается впечатление, будто сам взгляд — бархатный.
— Что вы хотите, господин? — хрипло спросила Дани.
— Ты не ела сегодня. Почему? — он не торопился отпускать ее. Отчего-то прикасаться к теплой гладкой щеке было приятно.
Она предприняла вялую попытку освободиться.
Он ей настолько противен?
Впрочем, что ж тут удивительного…
Пальцы сами собой разжались, и Дани откинулась на спинку кресла, дыша тяжело, словно загнанное животное.
Еще и боится, к тому же. Дело — дрянь.
— Почему не ела? — строго спросил он, отступая на шаг назад.
— Я не голодна, — прошептала Дани и опустила взгляд.
— Врешь! Ты очень даже голодна. Регенерация тканей жрет уйму энергии как у лекаря, так и у пациента.