Острое, до безумия, до радужных вспышек перед глазами наслаждение схлынуло. И теперь было стыдно, невыносимо, за то, что стонала, кричала, билась в сладких судорогах как последняя шлюха. Разве так себя должна вести благородная леди? Конечно же, нет. А так ведут себя только такие, как Красотка Дороти.
Дани хорошо помнила ее. Красотка Дороти помышляла продажей своего тела. При этом она ничуть этого не стыдилась, а наоборот, не уставала повторять, что ее занятие куда приятнее, чем собирать объедки и копаться на помойке. Красотка Дороти любила мужчин. Всех, без разбора, и молодых, и старых, и красивых, и уродливых. Однажды Дани наткнулась на нее в объятиях гвардейца, не поняла тогда, что же именно они делали, но теперь-то все было ясно. Сама только что выла от накатывающего волнами удовольствия.
Закончила свой век Красотка Дороти весьма рано и нехорошо: ее нашли поутру с перерезанным горлом и выпущенными внутренностями.
Дани глубоко вздохнула.
Осторожно, из-под ресниц, покосилась на инквизитора. Тот уже привел в порядок одежду, сидел, попивал кофе, как ни в чем ни бывало, и посмеивался, на нее глядючи.
— Пирожное? — подвинул к ней тарелку с корзиночками.
Щекам стало невыносимо жарко.
Она опустила глаза, рассматривая рисунок на скатерти. Мысли тотчас же сплелись в цветастый клубок, и Дани окончательно потерялась в собственных чувствах.
Он ведь… взял ее в жены, чтобы наказать.
Но сам признался, что больше не хочет этого и не может.
А потом, все это… то, что он с ней проделал… Разве это правильно? Разве должна она ощущать нечто подобное с человеком, который захотел — и присвоил ее, как вещь?
— Даниии, — словно бархатом по коже.
Она подняла голову: Аламар внимательно смотрел на нее и, кажется, слегка хмурился. Ну вот, опять недоволен.
— Меня пугает твой вид, — вкрадчиво сказал он, — мне кажется, ты пытаешься осмыслить нечто такое, что осмыслять не нужно.
Дани набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:
— Я не знаю, что мне думать. Мне бывало очень больно с вами…
— С тобой.
— Да, простите… с тобой… и я не понимаю, что изменилось в этот раз. И… в прошлый… И почему вы… ты… делаешь… так…
— Ты в самом деле не понимаешь? — прищурился он, — я хочу, чтобы тебе было хорошо.
Дани поежилась. Все это… в самом деле казалось чудом.
— Ты больше не сердишься на меня? — спросила, внезапно охрипнув.
Аламар пожал плечами.
— Это бессмысленно. И с самого начала было бессмысленно. А я ослеп и почти потерял рассудок. Утонул в своем горе, так бывает…
Он протянул руку и невесомо провел тыльной стороной ладони по щеке.
— Я очень… обидел тебя, Данивьен. Извиняться без толку. Просто я… попытаюсь теперь делать все правильно.
Быстро убрал руку и натянуто улыбнулся.
— А теперь надо доесть пирожные, допить кофе и ехать домой, отдыхать. Завтра же…
Дани взяла десертную ложечку. Пальцы дрожали, хорошо бы, Аламар не заметил.
Кто бы мог подумать! Он почти попросил прощения. Понятное дело, что от него не дождешься этого самого «прости», да и, возможно, никогда он этого не скажет, учитывая все обстоятельства, но то, что Дани услышала сейчас — это было равносильно «я был неправ».
— Завтра мы вплотную займемся тобой, дорогая жена.
Дани съежилась.
В следующее мгновение Аламар оказался рядом, сгреб ее в охапку и прижал к себе.
— Перестань, ну? Я больше ничего дурного тебе не сделаю, клянусь.
Она закрыла глаза и покорно положила щеку на мягкий хлопок рубашки. Его теплые пальцы зарылись в волосы, гладили по голове, по плечам, по спине…
И вдруг Дани поняла, что ей в самом деле больше не страшно. Грудь у Аламара была твердой как камень, и при этом горячей, словно печка. И где-то там быстрое тук-тук-тук. Сердце чудовища.
— Мы разберемся с этим перстнем, — шептал он хрипло, — я переверну вверх дном королевскую библиотеку, и если этот перстень упоминается среди затерянных артефактов прошлого, я найду записи. Мы узнаем, почему сорвало печать. Мы вернем тебе то, что хотя бы принадлежало тетке, а если повезет, то и все то, чем владела семья Ардо. А еще, моя куколка, я найму тебе учителей, и ты продолжишь свое образование. Читать ты умеешь, со столовыми приборами обращаться — тоже. Не будем тебя этим ограничивать, вокруг слишком много знаний, о которых ты ни сном ни духом, маленькая…
Дани втянула сквозь зубы воздух. Отчего-то сделалось душно, наглухо застегнутый ворот платья ошейником сдавил шею. И, сама не понимая, что и зачем делает, обхватила руками Аламара под сюртуком, с силой прижалась лбом к его ключице. Горький ком внутри распух, взялся острыми клиньями, пронзая насквозь и причиняя боль.
Боль просилась наружу.
Дани выдохнула раз, другой…
Из горла вырвалось хриплое рыдание, и вместе с ним — обрывки страха, унижения, обиды.
Тело тряслось как в лихорадке. Дани отчаянно цеплялась за инквизитора, которого должна была ненавидеть всем сердцем, а он продолжал прижимать ее к себе, что-то шепча на ухо.