Ведьма с серебряной меткой. Книга 1

Как обычно, там было полно бумаг и свитков. Полный хаос, такой же, как в мозгах покойного монарха. С этим всем придется разбираться, но потом. А сейчас… он потянулся сознанием к своей — теперь уже окончательно своей — армии. Механоиды постепенно втягивались в город, кое-где их встретила инквизиция и боевые маги. Но ведь не зря это была непобедимая армия! Ксеон, морщась от распирающей изнутри головной боли, послал мыслеобраз инквизитора, мага-контролера, одновременно приказывая убивать, а сам откинулся в кресле.

Пожалуй, щит можно было убрать.

Наверное, подданные уже поняли, что у них новый король.

Осталась самая малость…

И он уже было встал из-за стола, как эта самая «малость» рывком распахнула двери и замерла на пороге.

— Братик! — в голосе принца Шедара искрилась, сверкала неподдельная радость, — как хорошо, что ты жив! Всеблагий, я так боялся, что с тобой что-нибудь случится!

И все внутри сжалось тугой пружиной. На горло как будто снова ошейник одели. Не пошевелиться, ни слова сказать…

Шедар в самом деле был рад его видеть.

Темнейший!

Но… зачем? Зачем он так сказал именно теперь, когда его судьба решена?

— А что с отцом? — тем временем поинтересовался младший принц.

Ксеон прочистил горло.

— Отец… несчастный случай на полигоне.

— Ох, — только и сказал Шедар, — так как же теперь мы будем, братик?..

И посмотрел доверчиво, как теленок.

«Убей его, — сказал себе Ксеон, — еще один наследный принц нам не нужен».

Сам не зная зачем, спросил едва слышно:

— Ты любил своего отца?

— Ну а как еще, — Шедар пожал плечами, — отец же.

Побарабанил пальцами по полированной столешнице.

— Почему тогда не вижу скорби?

Младший брат потоптался на месте, покачал головой.

— Это… сложно, Ксеон. Он-то не любил ни меня, ни тебя. А тебя так вообще ненавидел, похоже.

Ксеон вздохнул, почесал переносицу.

Сколько дел впереди. Льер все еще там, во дворе, сидит на драконе. Надо ее хотя бы во дворец забрать, что ли.

— Садись, — приказал он Шедару, указав на свободный стул, — учитывая формальную сторону вопроса, братик, я хочу, чтобы ты написал бумагу о том, что не претендуешь на престол Рехши.

— Но…

«Он знает, что Маттиас указал именно его в завещании».

Похоже, выбора не оставалось.

И снова этот телячий взгляд, такой жалкий, доверчивый… Любящий, пропади все пропадом. И от взгляда этого все берется тугим узлом внутри, вспухает острыми шипами, рвущими плоть, и делается тошно…

— Ты можешь выбирать, братик, — устало сказал Ксеон, даже не понимая, отчего возится с этим мальчишкой, — выбирай сейчас, потом будет поздно. Ты ведь понимаешь, что сейчас происходит, а?

Глава 12 Время одиночества

В то утро Дани проснулась на рассвете. Ей снилось что-то непонятное, но тяжелое и кровавое, так что она распахнула глаза и долго лежала, глядя в светлеющий над головой потолок. Дыхание колючим ершиком царапало горло, и в груди все дрожало, трепыхалось. Потом, постепенно приходя в себя, Дани услышала рядом глубокое дыхание и вспомнила, что Аламар остался у нее на всю ночь, не ушел к себе. Она крепко зажмурилась, а затем, внезапно решившись, придвинулась ближе к спящему мужчине и прижалась боком, обхватив руками жесткую и исчерканную шрамами грудь.

Он моментально напрягся и уставился на Дани таким привычным, пронзительным и пугающим взглядом.

«Я снова делаю все не так и не то», — она испуганно отодвинулась было, но Аламар удержал, опустив руку на талию.

— Что случилось? — шепотом, и этот шепот отчего-то огненной вязью ложится на кожу, заставляя кровь быстрее бежать по жилам.

Дани смутилась. Она вовсе не хотела выглядеть слабой, и еще меньше желала в глазах Аламара предстать истеричной дурой. Поэтому сказала сухо:

— Сон дурной. И как-то не спится теперь.

Инквизитор тихо вздохнул, мягко привлек ее к себе и накрыл их обоих тяжелым одеялом.

— Что там было, Данивьен? Там, во сне?

— Я не помню, — она растерялась. Ощущение горячего тела рядом, и их разделяет лишь тонкая ткань ее сорочки.

— Я тоже никогда не помню своих снов, — признался Аламар, — знаю, что снится какая-то дрянь. Каждую ночь снится. Возможно, приходят все те, кого я убил, или кого допрашивал. Но к утру ничего не помню, только голова тяжелая.

Он помолчал, раздумывая, а потом прошептал:

— Не бери в голову, куколка. Это всего лишь дурной сон.

И от этих слов его Дани охватило настолько полное чувство покоя и защищенности, что она еще плотнее прижалась к жесткому боку Аламара, приникла щекой к его бугристой от шрамов коже, спрятав голову у него под мышкой.

— Ну что ты, маленькая…

Лицу сделалось горячо, горло сжалось в спазме. На нее вдруг обрушилось тяжелое, словно скала, чувство вины — за то, что выпустила принца, который должен был понести заслуженное наказание, за то, что втрескалась по уши в того, кто был недостоин, за то, что не могла заставить свое сердце взять — и по мановению руки принять другого.

— Аламар, — хрипло шепнула она, — я хочу любить тебя. Правда, очень хочу. Я попытаюсь вернуть тебе то, чего тебя лишили… семью. Дай мне только немного времени, чтобы привыкнуть… пожалуйста…