Ведьма с серебряной меткой. Книга 2

Сухие и горячие пальцы Аламара в ее руках дрогнули, сжались, стискивая запястье.

— Дани, — выдохнул он и внезапно улыбнулся, — маленькая моя.

— Да, я здесь, здесь! — она глотала слезы, — Аламар, если бы ты только знал… хвала Всеблагому, что ты жив!

— Я жив, — ответил он тихо, — толку, правда, от этого теперь немного.

Его рука скользнула вниз, он провел ладонью по гладкому подолу платья.

— Атлас, — прошептал Аламар, — красный атлас, а, Дани?

— Красный, — она в замешательстве оглянулась на Эльвина, но тот только плечами пожал, — откуда ты знаешь? Ты же…

Улыбка на лице Аламара сделалась шире, как будто ему было очень смешно и горько одновременно.

— Да, теперь не вижу. Но мне об этом платье рассказал твой возлюбленный принц… теперь король. Он вообще был весьма словоохотлив, и много чего мне порассказал о ваших возрожденных отношениях.

«Ах, вот оно что…»

Дани смутилась. Трудно оправдываться в поступках, которые не совершала. И одновременно сделалось горько и больно. Ну почему, почему Аламар поверил этому мерзавцу? Впрочем, Ксеон мог быть очень убедительным.

— Помнишь, когда-то… — она вздохнула. На самом деле это было не так уж и давно, а казалось — минула вечность. — Когда-то я просила тебя, чтобы ты мне верил. Потому что тебе я не буду лгать.

Аламар затих на кровати, как будто вслушивался в ее голос с той жадностью, с которой утопающий хватается за соломинку.

— Между мной и Ксеоном ничего не было и не могло быть, — твердо закончила она.

— В любом случае, я думаю, что нет смысла продолжать комедию под названием «женитьба инквизитора». Я не буду тебя удерживать, Дани. Теперь-то уж точно не буду, к чему тебе слепой калека? Меня считают мертвым, так что ты наследуешь все мое состояние. Отныне ты свободна.

Она почувствовала, как внутри стремительно разрастается черная ледяная дыра. И сама она, маленькая, почти игрушечная фигурка, стоит на самом краю, а ветер треплет и гнет, грозя смести в никуда.

— И — да. Прости, я должен поблагодарить тебя за то, что помогла Эльвину меня вытащить. Хотя, наверное, это совершенно бессмысленное мероприятие, — поспешно добавил Аламар.

Теперь боль полыхала пожаром. Дани казалось, что дикий зверь выгрызает ее изнутри, оставляя пустую оболочку. Почему… почему он говорит ей все это? Неужели не чувствует привязанности?

«Может быть, и привязанность, но вряд ли любовь».

Она сглотнула слезы. Нет, плакать рядом с ослепшим инквизитором нельзя — еще расценит как жалость. Но все же… тянуло, неодолимо тянуло сказать что-нибудь этакое, задеть и его.

«Но если не любовь, почему мне так больно? И почему хочется причинить боль теперь уже ему?»

Дани поднялась на ноги, расправила подол проклятого красного платья, мысленно желая Ксеону гореть в царстве Претемного.

— Если господин Аламар не желает видеть меня рядом, то я не буду настаивать, — произнесла, с трудом ворочая языком, — но осмелюсь напомнить, что я ношу вашего ребенка. Если вы отошлете меня от себя, то я приложу все усилия, чтобы ребенка вы не увидели тоже.

Она повернулась, встретила взгляд Лаверна, в котором читалось «какая же ты стерва, чтоб так издеваться над больным».

«Это он заставляет мое сердце кровоточить. Он, не я».

И медленно вышла из комнаты. Пол предательски шатался под ногами.

Глава 8 Дни инквизитора

С некоторых пор вокруг него была только тьма. Жуткая, непроницаемая до тошноты. И желание открыть глаза было таким болезненным, что сжигало изнутри. Казалось, распахни веки — и брызнет свет, и станет видна светлая комната, в которой витают легкие ароматы лаванды и ананасов. Он каждый раз себя одергивал. Глаз-то нет больше. И этот мрак — навсегда, вплоть до того момента, как сменится на мрак вечный, могильный.

Аламар не знал, сколько времени прошло с того момента, как ушла Дани. Эльвин задержался, что-то говорил, но его слова не складывались в смысл. Все утонуло в диком, зверином желании открыть глаза и увидеть наконец свет.

«Довольствуйся малым, — пожурил себя Аламар — у тебя больше ничего не болит, вот и радуйся. Лаверн сделал все, что мог, но…»

И просто сказал вслух:

— Лучше б ты меня оставил там сдыхать. Я понимаю, что сейчас являю собой прямо-таки образец черной неблагодарности, но, похоже, моя жизнь закончилась.

— Она тебя не бросит, — сухо обронил Эльвин.

— Ей лучше оставить меня и вернуться к прекрасному принцу. Это будет правильно. Данивьен будет блистать при дворе, а не сидеть рядом со слепым одноруким бывшим инквизитором.

— Вряд ли Данивьен захочет быть рядом с Ксеоном. Она его, похоже, едва терпит. И как мне кажется, даже подумывала над тем, чтобы подобраться поближе и убить. Но узнала, что беременна — это-то ее и остановило, похоже. Боится, как бы с ребенком ничего не случилось. Понимаешь? Она опасается за твоего ребенка. Если бы ты ей был не нужен, она бы избавилась от плода — и все. А она решила сохранить часть тебя.

— Ну хоть в чем-то Ксеон не соврал, — устало пробормотал Аламар.

— Не понял?

— Да ничего, ничего. Это я так, ворчу. Старый слепой ворчащий пень… Не обращай внимания.