Ведьма с серебряной меткой. Книга 2

Новые сведения, предоставленные Эльвином, могли обрушить весь карточный домик власти Ксеона, и могли утянуть его самого в бездну. Но кто-то должен был этим заняться… кто-то сильный и здоровый, не слепой калека.

Кто-то другой.

— Послушай, — сказал он Эльвину, — все это крайне интересно. Но что я могу сделать? Самое большее, на что я способен, это просить подаяния у храма.

— Мы что-нибудь придумаем, — мрачно отозвался Эльвин, — к тому же, принц Шедар жив, только заключен в замок Энц. С этим что-то надо делать, Аламар.

* * *

Потом Эльвин все же ушел, пожелав скорейшего выздоровления и восстановления, а заодно пообещав, что сейчас придет Лилиан со свежеприготовленным супом.

Аламар покорно кивнул, дождался, когда раздастся тихий скрип закрываемой двери. В комнате было тепло и тихо. Подушка, затянутая в хлопковую наволочку, пахла лавандой. Он полежал еще несколько минут, вслушиваясь в кружащуюся вокруг сонную тишину. Где-то далеко поскрипывали половицы, кто-то ходил. Шума прибоя почти не было слышно, и это означало, что окно плотно закрыто. Аламар медленно сел на кровати, ощупал себя и, убедившись в том, что одет в мягкую пижаму, так же медленно встал на ноги.

Темнота перед глазами резко поплыла, взялась рябью, он пошатнулся и едва успел совершенно случайно опереться на высокое деревянное изголовье. Подкралась очень уместная мысль, что нечего дергаться, надо просто лежать, а еще лучше сдохнуть. Это было так соблазнительно — сложить лапки и спокойно дожидаться смерти! Не влачить жалкое существование, не быть обузой для других. Просто исчезнуть.

Аламар хмыкнул. Пришла пора признать, что он проиграл, причем по всем фронтам сразу. Может быть и правда, осталось сделать самый последний шаг, отделяющий его от полного небытия?

Он протянул вперед руку, нащупал стену и начал медленно обходить комнату. Не для того, чтобы в ней ориентироваться, а исключительно чтобы себя чем-то занять.

Эльвин, вон, полагает, что можно заняться Ксеоном.

А ему уже все равно. Почти. Если бы не ослеп, то, быть может, и предпринял бы что-нибудь… но не теперь…

Оставалась самая малость — решить, что делать с женой, которую он уже никогда не сможет увидеть. И с ребенком, которого тоже никогда не увидит.

При одной только мысли о Данивьен его захлестнула волна совершенно черного отчаяния. Его буквально раздирало в клочья: хотелось, чтобы Дани была рядом. Положить голову ей на живот и слушать, как растет малыш, потянуться к нему ментальной сущностью мага и чувствовать, как бьется крошечное пока что сердце. Желание было столь велико, что, пожалуй, Аламар отдал бы за все это последнюю руку. И вместе с тем он прекрасно понимал, что это — неправильно. Вообще, все неправильно, с самого начала. Он взял эту девочку против воли, он вел себя как скотина, а она наверняка все это время тихо плакала в своей комнате и мечтала о принце. Вряд ли она могла полюбить верховного инквизитора… А вот теперь она беременна, а он вообще перестал быть человеком. Так, несчастный и никчемный обрубок, и совершенно неправильно для молодой и здоровой Данивьен Ардо оставаться рядом. Было бы правильно для нее вернуться к Ксеону, и, пожалуй, жили бы они долго и счастливо, если бы не одно «но»: Ксеон слишком мстительная тварь, чтобы принять женщину с ребенком своего ненавистного врага, да, к тому же, еще и женщину, которая помогла этому врагу бежать.

Аламар вздохнул. И так плохо, и этак. А может быть, и правда, выйти однажды во двор и устроить собственное сожжение? Это ведь несложно, обратить против себя свой Дар, надо только решиться… а на это у него сил вполне хватит.

Тихо скрипнула дверь, и он обернулся на звук. Кто-то мягко просеменил мимо, затем раздался звук, с которым ставят на стол поднос. Едва слышно звякнули столовые приборы.

— Ваш обед, господин Аламар, — сказала Дани, и ее голос ощутимо дрожал.

Он сжал губы. Ну вот. Зачем она пришла? Не понимает, не видит, что только мучает своего горе-муженька?

…А ведь наверняка переоделась. Аламар мгновенно представил себе Дани — изящную, в легком светлом платье с открытыми плечами, и темные кудри забраны наверх, заколоты какими-нибудь легкомысленными цветочками. И еще он представил себе, как обнимает за талию, прижимая к себе, как прикусывает тонкую мочку, а потом поцелуями спускается вниз, к ключице, и на губах остается чистая сладость ее тела…

Это было очень больно, так, что захотелось выть и царапать стены, раздирая в кровь пальцы и ломая ногти. Из последних сил желать видеть Дани, прижимать к себе, ощущать запах и пробовать на вкус — и понимать, что в ее жизни больше не будет места бывшему инквизитору. Ибо незачем.

— Почему ты пришла? — спросил он, неуклюже поворачиваясь.

Теперь нужно было дойти до кровати, наверняка тарелка с супом где-то там, рядом. Он вздрогнул, когда тонкая рука обвила за пояс, а потом легонько потянула вперед.

— Идите, господин Аламар. Я пришла, чтобы вы поели.

Все вернулось на круги свои. Опять — «господин Аламар»…