Ведьмино колечко

– Вот так рождаются нездоровые сенсации, – глубокомысленно изрекла Маруся, и мы снова захохотали.

– Вообще-то эта баба противная права, не надо в день похорон ржать, – заглянула на кухню Любовь Михайловна. – А вот помянуть не мешает. Все ж не чужой человек, мы его детей на руках носили. Маруся, вон на моем столе сковорода, поставь на газ. Па-аш, ты с Марусей общаешься?

– Почему нет? – прогудел дядя Паша из коридора.

– Тогда неси – что там у тебя?

На работе меня встретила недовольная физиономия Перовского и приглашение на совещание в кабинет Деменова. Узким кругом в несколько лиц мы обсуждали идею о выдвижении супруги генерального в депутаты.

– Вот до чего пьянство доводит! – назидательно сказала я Перовскому, когда мы возвращались к себе.

– А какого … ты пила! – ответил мне злой как черт Перовский.

– А какого … наливал? – ответила ему я. – Вы ведь каждый раз меня напоить стараетесь. А я вам уже не раз говорила, что во хмелю дурная.

После того, как я узнала, что на работу сюда меня воткнул Альгис, я перестала эту работу ценить. Одно дело, если тебя приглашают в восторге от твоего печатного шедевра, и совсем другое – если ты «позвоночник». Значит, никакая журналистская работа мне тут не светит, а я за несколько месяцев ею отравилась. Буду «сидеть на прессе» и читать чужие шедевры. И организовывать публикации о родной конторе. Да, зарплата хорошая. Даже очень хорошая. Но не в деньгах счастье. В чем – не знаю, но точно не в них. Вот… получаю, а счастья не ощущаю. И уже внутренне настроилась на скандал и увольнение.

– Ишь, как заговорила, – сказал Перовский. – Главной себя почувствовала?

– Вы что, на свое кресло намекаете? Да в гробу я видела вашу мебель и весь ваш «Электрошараш»! – рявкнула я, распахивая дверь отдела, где сидела восемь часов в день с такими же ворошителями бумаг, как сама.

– Ты что, никак заявление писать решила? – залетая в кабинет вслед за мной, спросил Перовский.

– А то! – ответила я уже спокойно. – Надоела мне эта мышиная возня.

Через час с пакетом своего барахла, трудовой книжкой и расчетом я стояла на остановке. Несмотря на предварительное решение об уходе, на душе кошки скребли. Поэтому стала думать о том, что пора сделать ремонт на кухне. Об этом я и заявила соседям, лишь переступив порог. Отреагировали они по-разному.

– Можно, – это дядя Паша.

– Тебя что, уволили? – это Любовь Михайловна.

– Какие вы оба чуткие, – сказала я.

– Давай, Наташа, посчитаем, что купить нужно, – принимая у меня пакеты из рук, предложил дядя Паша. – Я в «Стройматериалах» плитку приглядел, некондицию. Дешевая! Считай, сколько брать.

И до глубокой ночи мы мерили кухню и считали, сколько чего нужно.

Утром я хотела подольше поспать, но не тут-то было! Дядя Паша гаркнул:

– Наташа, вставай, чай вскипел!

– А попозже нельзя?

– Давай-давай, нечего раскисать.

И мы с ним до обеда возили стройматериалы в моей дорожной сумке на колесах.

К вечеру, отмывая пол от побелки, я была готова свалиться тут же и уснуть крепким сном. А дядя Паша мне сказал:

– Завтра встаем пораньше. Надо первый ряд плитки вывести, чтобы ты знала, как дальше двигаться.

– Пораньше – это во сколько?

– Ну, чтоб в пять начать.

– О-о-о!

И он таки поднял меня без двадцати пять. Показал, как затирать мастику и половину ряда сделал:

– До обеда чтоб доделала! А к вечеру второй ряд сделаешь! Приду – обои клеить будем.

После обеда, когда я сидела на табурете и с ожесточением скоблила напильником плитку, выпиливая выемку для трубы, в двери позвонили. «Наташа!» – окликнула меня открывшая двери Любовь Михайловна. Я оторвалась от этой муторной работы и вышла в коридор. У входа стояли Деменова и Перовский. Ну и дела!

– Наташа, мы пришли просить вас вернуться, – сказала Деменова. – Наверное, вы оба погорячились…

– Нисколько, – приглашая их в комнату, сказала я. – Мне действительно не нравится эта работа.

– А это не связано с выборами?

– И с выборами связано. Этим должны заниматься специально обученные люди.

– Наташа, я обещаю вам, что вы будете заниматься только тем, что вам будет по силам.

– Извините, Любовь Алексеевна, но я боюсь публичности. Вроде за мной больших грехов нет, но кто знает, как мои мелкие грешки прозвучат, когда я рядом с вами высвечусь. У меня, например, есть друг детства, который в девяностые рэкетиром был, потом кое-какие производственные мощности под себя подмял, а потом сам под рейдеров попал. Кстати, и тот, кто у него добро, неправедным способом приобретенное, отнял, тоже мой знакомый. Под прицелы СМИ попадете – и это вмиг станут ваши знакомые. Знаете, «не то он ложки украл, не то у него…»

– Да бросьте!

– О, я вас уверяю, вы о себе много такого услышите! Потом будете семь лет отскребаться от этого г… Найдут бомжа, который скажет, что имел доступ к вашему телу, семерых детей, которых вы в разное время бросили, врача, который делал вам криминальный аборт, сироту, у которого вы кусок хлеба украли. Готовы вы в помоях искупаться – флаг вам в руки! Но я не готова рядом с вами в такой момент стоять.

Деменова ушла не только разочарованная, но и раздраженная. Любовь Михайловна спросила: