Ведьмы. Салем, 1692

Что действительно выделяет Салем из других подобных историй, так это не обвинения, а приговоры. В другие времена несущих бред женщин тоже называли ведьмами, а мужчины тоже видели во сне дьявола – и никого это не волновало. Откуда же эти беспощадные казни 1692 года? Мэзер намекает, что свою роль сыграл случай Гловер, когда прачка всем наглядно продемонстрировала собственные колдовские способности. Кое-кто в суде, назначенном для заслушания и решения, выполнял приказы лучше, чем формулировал их; кое-кто легко гнулся перед более сильной волей. Хэторн, Корвин и Гедни – главная движущая сила – действовали в интересах ортодоксии, которые удачно совпадали с их личными интересами. Они знали возмутителей спокойствия, так как деревня годами обращалась к ним за помощью в разрешении споров. Когда «злобные высказывания и неприглядные помыслы», «глубокая предубежденность и несомненная враждебность» деревни трансформировались в колдовство, эти люди содействовали трансформации [106]. Пэррис, Нойес, Барнард и Хейл активно их поддерживали. Все знаки указывают на то, что они находились под воздействием Уильяма Стаутона, представителя более старшего поколения, годящегося молодому Мэзеру в отцы.

Вопрос, почему Стаутон – больше десяти лет гнувшийся во все стороны политический акробат – проявил полное отсутствие гибкости в отношении ведьм, вплотную подводит нас к загадке Салема. Не сохранилось никаких документов. Разобраться в неуступчивости Стаутона сложнее, чем в технических деталях полета Фостер на шабаш. И первое, и второе в какой-то степени следовало из их веры. Вопреки принятой правовой позиции Стаутон приветствовал призрачные свидетельства, отринув всю предшествовавшую судебную практику. После стольких стремительных политических переобуваний он вдруг остановился и застыл намертво – не сдвинуть. Одно вполне может объяснить другое. Потребовалась сильная рука – и Стаутон предложил свой сжатый кулак. В прошлом он оказывался в немилости и совершенно не собирался снова туда возвращаться[176]. Вместе с двумя другими судьями ведьм Стаутон в свое время активно сотрудничал с «чужеродным инкубом», как называли правление доминиона[177]. Теперь же всем этим мужчинам представилась возможность реабилитироваться, показать характер, изобличив нового захватчика. Теперь они стали праведными стражами порядка, «поднимающими знамя против врага из преисподней». Будучи единственным, кто мог легко замедлить или изменить ход салемской истории, Стаутон предпочел этого не делать. Он твердо верил в призрачные свидетельства в 1693 году, как верил в 1692-м, по крайней мере, так он заявлял. Он работал под началом вечно отсутствовавшего, слабого губернатора, почти не проявлявшего интереса к процессам. От Хэторна Стаутону досталась ситуация, которая вышла из-под контроля задолго до приезда Фипса и в которую новый губернатор влезать не желал. Уже потом – как в истории с наполовину прочитанным майским назначением – он неуклюже пытался и доказать Массачусетсу свою набожность, и убедить Лондон в своей компетентности.

Стаутон же хотел продемонстрировать не только собственную решимость, но также и легитимность нового правительства. Он не хуже других понимал, что короне колония представляется слабой, дерзкой и неорганизованной. Они и так уже дорого заплатили за уклонение от законов Англии. Преследуя ведьм, он, с одной стороны, искупал грехи дома, а с другой – транслировал эффективность руководства Новой Англии за рубеж: колонисты могут сами управлять своей колонией благочинно, в стиле Старого Света. Они не бунтующие безответственные подростки, в конце концов. Они привлекают к суду провокаторов. Они могут кое-что показать заносчивым английским чиновникам, презрительно фыркающим, что в Массачусетсе нет закона, судов, правосудия и правительства [108]. Кризис дал большому количеству людей – Барнарду, Нойесу, Коттону Мэзеру, нескольким девочкам-подросткам, массачусетским властям и самой колонии – шанс утереть нос «старшему брату», всегда готовому напомнить им слова короля: мол, Новая Англия существует исключительно благодаря чьей-то милости и благосклонности[178]. То, что им дано, может в любой момент быть отобрано – для совсем еще молодого сообщества это заявление было как гвоздем по стеклу.