«Вопросы и ответы колдовства», советы нью-йоркских пасторов, петиция Мэри Эсти и страшная смерть Джайлса Кори, вероятно, помогли покончить с колдовским кризисом. Но верно и то, что по мере увеличения числа жертв ужас все ближе подбирался также к парадным дверям власть имущих. И когда наконец подобрался вплотную – пути назад уже не было. (Скептик Роберт Калеф возносил хвалу человеку, обвинившему миссис Фипс [116].) Вину нельзя было распылить по такому огромному количеству адресов. Мистификация уступила смиренному чувству стыда. Неизвестно, кто на самом деле услышал мудрые, хотя и непрошеные слова Томаса Брэттла: к октябрю уже слишком многие вовсю вспоминали (или выдумывали) обиды двадцатипятилетней давности, чтобы иметь возможность обвинить кого-нибудь еще. Прочно укоренившись, колдовство магнетически воздействовало на любую искру раздражения, страха, неприязни, непонятности, оскорбления; в округе Эссекс было столько же ненависти и жажды осуждения, сколько шелудивых псов и свиней-воровок. Общество упоенно включилось в игру, лупя по воздуху палками, рапирами и дубинками, восхищаясь пролетавшими по молельне мотыльками, разнося старые сказки, обросшие новыми слухами и новыми выдумками. У всех имелись свои причины.
Колонисты не замечали иронии в том, что они, бежавшие в Америку от вмешательства в их жизнь светских властей, теперь сами подвергали друг друга такому же насилию, за которое осуждали королевских чиновников. Так же верно было, что объятия веры, необходимые для поддержки церкви, на самом деле лишь раздирали ее на части: чудесные истории, собираемые во имя подтверждения особого статуса Новой Англии, в итоге ее подкосили [117]. Политические соображения перевешивали любые другие – и именно политические соображения произвели на свет «Удивительные знамения» и «Памятные знамения». Рассказ Мэзера о колдовстве неотделим от его рассказа о жизни Фипса: власти верили, что они защищают не оперившуюся еще администрацию. Они подхватили что-то вроде аутоиммунного заболевания, развернув против себя те самые пики ярости, которых так боялись. В 1692 году не было преступников и не было последствий. Только маленькая сверхъестественная фигурка продолжала маячить на месте преступления[179]
[118]. Во всяком случае, одна загадка в Салеме разрешилась: дьяволу совершенно точно необходимо сознательное согласие человека сотрудничать с силами зла.Колдовство действительно всколыхнуло потерявшее веру вялое поколение, хотя и иначе, чем ожидало духовенство. Когда чары рассеялись, потоком взаимных упреков смыло плодородный слой веры. Лидеры Массачусетса никогда больше не обратятся к церкви за советом. Не будет больше и намеков на сборище ведьм или воздушное происшествие. Что касается фантомных французов и индейцев, к 1698 году нарядно одетые захватчики будут считаться агентами Сатаны, «демонами в форме вооруженных индейцев и французов» [119]. Лучшие умы Эссекса продолжали верить, что индо-французские силы все-таки неким образом вовлечены в колдовской замысел. Больше они никогда не появлялись, а тихо и незаметно сошли на нет, как незабываемая сцена из прочитанной в детстве книги, которую вы так и не смогли отыскать, когда выросли.
12. Длинный шлейф печальных последствий [1]
Люди погнались не за тем кроликом [2].
Примерно половина пострадавших девочек выросли, нашли мужей и родили детей, хотя и не обязательно в таком порядке. Бетти Пэррис вышла замуж поздно и растила отпрысков в Конкорде [3]. Совершенно ничего не известно о ее кузине Абигейл, энергичной охотнице на ведьм. Не исключено, что она – та самая девочка, которая, по некоторым сообщениям, страдала от «нападений дьявола до самой смерти» и умерла одинокой в 1697 году [4]. Как и Энн Патнэм, Сюзанна Шелден не сумела выйти замуж, что крайне необычно для Новой Англии XVII века. Она окончила свои дни в Род-Айленде, где считалась «человеком с дурной славой», что было менее удивительно. Бетти Хаббард нашла мужа только в тридцать шесть лет. Сара Чёрчилль, горничная Джейкобса, вышла замуж в сорок два, ранее уплатив штраф за распутство. Мерси Льюис, служанка Патнэмов, родила внебрачного ребенка, позже вышла замуж и переехала в Бостон. Мэри Уолкотт, Абигейл Хоббс и Мэри Лэйси – младшая растили детей в консервативных семьях, некоторые – в тех же самых краях. Несмотря ни на что, по крайней мере часть деревенских девочек – как и подвергшуюся заклятию девочку Гудвинов – во взрослом возрасте описывали «очень здравомыслящими, добродетельными женщинами», никогда в жизни не отрицавшими, что они были свидетелями колдовства [5].