Ведьмы. Салем, 1692

Салемские процессы в течение одного-двух поколений займут свое место среди тех исторических событий, которых как бы и не случалось никогда. Зато уж воскреснув к жизни, они не сойдут со сцены никогда. Из всех знамений и пророчеств – девочек ли провидиц, хвастливых ли призраков, Мэзеров, жительницы Салема, предсказавшей вторую волну колдовства, – сбылось только пророчество Томаса Брэттла. Годы не «изгладят этот шрам, это клеймо позора, которое недавние события оставили после себя на нашей земле»[184] [22]. Джон Адамс называл процессы «грязным пятном на этой стране», в чем есть ирония: они были призваны как раз очистить страну от грязи [23]. Безумие, вызванное в 1773 году трехпенсовой пошлиной на чай, показалось одному массачусетскому адвокату абсурдным «и более постыдным для Америки, чем колдовство». Салем пришелся особенно кстати во второй половине XIX века: он стал эффективным оружием в Войне Севера и Юга. Фредерик Дуглас[185] интересовался, почему вера в рабство менее предосудительна, чем вера в колдовство. Ему отвечали, что аболиционизм – такая же галлюцинация, как салемское колдовство. Выборы Линкольна в 1860 году посеяли ужас на рабовладельческом юге, один популярный журнал истерически вскричал: «Север, начавший со сжигания ведьм, кончит тем, что сожжет и нас!» [24] Согласиться все могли в одном: когда вам нужно достичь эмоционального накала, вы вспоминаете Салем.

Враги Новой Англии, пожалуй, старались больше всех, чтобы дело Салема оставалось на слуху – так церковь веками поддерживала существование дьявола. Юг в XIX веке вдруг осознал, что «эти узколобые, фанатичные, сеющие раздор, строящие из себя просветителей» северяне на границе между северными и южными штатами пишут школьные учебники, и у этого будут долгосрочные последствия. Что-то необходимо было предпринимать – и салемский прокол дал повод переписать прошлое Новой Англии. В разгар Гражданской войны президент Линкольн официально учредил День благодарения – колониальные праздники признавались более предпочтительными, чем пуританские посты [25]. За несколько десятилетий до этого Дэниэл Уэбстер[186] произнес свою знаменитую речь на Плимутском камне, и люди, не участвовавшие в охоте на ведьм или не имевшие бумажных свидетельств – да вообще никаких свидетельств – своего происхождения, стали подлинными американцами. Безвинные, пусть и бесцветные колонисты оказывались более желанными предками, чем ворчливые, нетерпимые охотники на ведьм, принадлежавшие к высшему классу горожан. Примерно на столетие они заменили своих фанатичных родственников.

Похоже, в высшей степени полезно иметь что-то позорное в своем прошлом: Салем живет не только как метафора, но и как вакцина и как предмет насмешек. Он пристально смотрит на нас, когда страх парализует разум, когда мы чересчур бурно на что-то реагируем или слишком зацикливаемся на ошибках, когда преследуем или выдаем чужака или бунтаря. Он живет в своих уроках и в нашем языке. В 1780-х враги федералистов обвинили их партию в организации «подлого и отвратительного» заговора с целью восстановления монархии [26]. Противники иллюминатов предупреждали о рыскающих повсюду иезуитах, об уже свившей гнездо католической змее со зловещими политическими планами. «Мы должны проснуться, – предостерегали они в 1835 году, – или мы пропали» [27]. Судья, вынесший в 1951 году Розенбергам приговор за шпионаж, говорил о «дьявольском заговоре, призванном уничтожить богобоязненную нацию» [28]. Сеть подрывных элементов, круглосуточные бдения, сторожевые вышки нации и безрассудная жестокость вернулись в 1954 году на слушаниях Маккарти. В 1998 году потребовалось совсем немного, чтобы превратить Линду Трипп в любопытную соседку-пуританку, а Кена Старра – в охотника на ведьм[187].

Английские монархи продолжали строить конспирологию – во всяком случае, так кажется – против народа. Неудивительно, что массачусетские власти XVII века часто звучат, как подмастерья отцов-основателей. В какой-то момент эти люди решили, что служение Богу не вяжется с верностью монархам. Здесь просматривается не столько мечта о демократии, сколько ненависть к властям – и именно это их главный вклад в ДНК нации [29]. С точки зрения Джона Адамса, Массачусетс скомпрометировал себя сильнее, приняв хартию Инкриза Мэзера в 1691 году, чем вешая ведьм в 1692-м [30]. Тот же дух противоречия, то же мрачное ощущение святого предназначения, которые сделали возможными салемские процессы и раскрутили их до такого масштаба, в итоге привели к революции – наследию всех этих перепалок о линии раздела участков, налоговых ставках и нарушении границ частной собственности[188].