Ведьмы. Салем, 1692

От многих духовных лиц мы знаем, как выглядела идеальная девочка-пуританка. Она была чистым сплавом скромности, набожности и неустанного трудолюбия [21]. Она говорила редко и мало. Она дважды в день читала Писание. Она почитала отца своим властителем и судьей: он обладал абсолютной властью. В свои двадцать с небольшим она подчинялась ему, как подчинялась бы мужу, будь она замужем. Отец был главой семьи, ее душой, ее правителем. Часто он оказывался активным, вовлеченным родителем. Он неусыпно бдел у кровати больного чада, беспокоился о его теле и душе. Нетрудно представить себе, как глубоко ощущалось его отсутствие. Многие из околдованных девочек потеряли отцов, в основном из-за индейских набегов. Это лишало их уверенности в будущем – таяла надежда выйти замуж и получить наследство – и заставляло страдать от нехватки мужского внимания. Одна из таких пострадавших в 1693 году умоляла молодого человека, пришедшего ее проведать и собравшегося пожелать ей спокойной ночи и уйти, остаться; она умрет, если он уйдет. Другая напрямую спросила у дьявола, который слишком уж активно апеллировал к семье девушки: «Хорошо; а что, если у меня нет отца?» Матери были не так заметны, но так же полновластны. Молодежь, не проявлявшую к ним почтения, могла ждать петля, «и да будут они висеть, и вороны с орлами будут клевать их тела», предупреждал Инкриз Мэзер. Однако при всем этом акценте на дисциплине, при всей нетерпимости к юношескому своеволию, XVII век знал много нежности. «Прельщайте детей Новой Англии бояться Бога», – назидал Коттон Мэзер, специалист по «мягкой силе». Лоусон тоже не поощрял излишней строгости и формализма в воспитании юного поколения. Даже Пэррис, хоть и более жесткий, чем его предшественник, ратовал за то, что телесные наказания предпочтительны «не из гнева, а из родительской любви». В Новой Англии имелся закон, карающий за неповиновение родителям: лицо старше шестнадцати лет, ударившее или обругавшее своего отца, должно быть казнено. Но этот закон ни разу не применялся.

Мать, в 1680 году отпускавшая от себя дочь, напоминала ей, что нужно быть почтительной, послушной, рассудительной. Следует регулярно молиться и – главное – усердно трудиться, чтобы с улыбкой на устах превзойти в трудолюбии самых трудолюбивых [22]. Ленивый ум уже рассматривался как инструмент дьявола[47]. Если судить по Мэзеру, внимание к духовному состоянию подрастающего поколения, не ослабевающее с самого начала, усиливалось, когда это поколение достигало возраста Энн Патнэм – младшей и Абигейл Уильямс, – когда дети становились и более способными на благоразумие, и в то же время менее благоразумными. Четырнадцатилетие было по закону чертой, за которой уже можно было привлекать к ответственности, в том числе за клевету. По достижении этого возраста человеку следовало остепениться и «забыть детские шалости», напоминал один отец своему сыну, направлявшемуся в Гарвард [24]. У мальчиков семилетнее обучение обычно начиналось в этом возрасте. На примере четырнадцатилетней Абигейл Хоббс мы можем видеть, что постоянное заламывание рук насчет любого непослушания – призывы покончить с легкомыслием и яростные нападки на чернокнижие – несколько не соответствуют пуританскому идеалу. Хоть среднестатистическая массачусетская дочь XVII века и была ежедневно занята пряжей и шитьем, она все же иногда появлялась в тавернах – местах, где оковы приличий ослабевали даже для духовных лиц; где занимающийся коллекторской деятельностью констебль мог услышать, что кто-то легче согласится быть повешенным, чем сдаст деньги на жалованье пастору; где напропалую флиртовали – с применением оружия и без.

Сон идеальной женщины – благочестивой, работящей и до неприличия покорной – был так же священен, как аптечка XVII века. Что отличало новоанглийскую юную деву, так это ее кошмары. Однажды ранним вечером зимой 1696 года Самюэл Сьюэлл вернулся в свой прекрасно обставленный дом, у дверей которого его поджидала крайне взволнованная жена. Оказалось, что пятнадцатилетняя Бетти Сьюэлл вдруг разрыдалась после ужина, напугав своих братьев и сестер. В ее не по годам развитом мозгу без конца крутилась строчка из Евангелия от Иоанна, некоторые высказывания Мэзера не давали ей покоя. Она каким-то образом заключила, что попадет в ад, молитвы ее не будут услышаны, грехи не будут прощены (опять же – судим по записям ее отца). Бетти уже не в первый раз делалось так страшно [25]. В семь лет ее ужасали тревожные сцены Судного дня из Книги Исаии. Так же реагировал ее брат, когда ему, одиннадцатилетнему, посоветовали готовиться к смерти.