Читаем Ведьмы. Салем, 1692 полностью

Хэторн запланировал допрос Берроуза на 9 мая, и призрак священника в предвкушении этого события просто взбесился. Если он не колдовал над камином Кисера, то соблазнял Мерси Льюис модным журналом – она клялась, что журнала не было в кабинете Берроуза, когда она у него работала, – и уносил ее с собой на безумно высокую гору. Под ней простирались «все царства на земле». Они будут твоими, обещал призрак, стоит только продать свою душу (Берроуз, видимо, хорошо учил Льюис: эти описания она почти без изменений позаимствовала из того места в Евангелии от Матфея, где дьявол искушает Христа; этот же текст Лоусон цитировал в своей проповеди 24 марта). Кроме того, Берроуз напал на племянницу доктора, одну из немногих обвинительниц, кто прежде его не встречал. Незнаком он был и тридцатишестилетней Саре Биббер [58]: к ней просто подошел мужчина в темном пасторском облачении, ущипнул и предложил сопровождать его, когда она направлялась в деревню на утреннее слушание. Он не представился ни заклинателем, ни колдуном: она только в молельне сообразила, что это был за мрачно одетый кавалер.

За день до слушания Берроуза Пэррис провел в деревне причастие, предупредив, что те, кто вкусил от угощения дьявола, не могут пить из чаши Господа. Все лето он напоминал прихожанам, что в мире всего две стороны. «Либо вы на одной, либо на другой», – повторял он без всякой необходимости [59]. Домашние Пэрриса хорошо знали, что каждый член сообщества уже был либо за него, либо против. Деревня находилась в эпицентре вселенской битвы, которую дьявол и его войско будут вести, пока у них хватит сил. К осени пастор уже сравнивал эту осаду с библейскими испытаниями и в упоенье перечислял врагов от Ирода до Людовика XIV, семью годами ранее отменившего Нантский эдикт и лишившего французских протестантов свободы вероисповедания – пуританский дьявол, конечно, обожал все французское: королей, драгунов, священников и моду. Пэррис делал выговор любому, кто сомневался в заговоре. «Если существовали когда-нибудь колдуны и колдуньи, заключившие договор с нечистым, то тут, в Новой Англии, их видимо-невидимо», – возвещал он. Эти адские чудовища населяли самые обжитые города и самые далекие пределы. Они эволюционировали из своих традиционных обличий. Где раньше вас донимала «глупая невежественная бабка», там теперь за поселенцами охотились высокообразованные, с виду благочестивые маги обоих полов – а это самое опасное положение дел.

Менее чем через сутки Джордж Берроуз вошел в то же щерившееся стропилами помещение. На нем был строгий черный костюм с жилетом, но не было отличительного белого пасторского воротничка. Читавший здесь проповеди трижды в неделю на протяжении двух лет священник знал здесь каждую дощечку и вряд ли сохранил об этом здании приятные воспоминания. Девятью годами ранее в молельне он долго и тщетно пытался решить спор с Джоном Патнэмом. В ходе той встречи Патнэм предложил своенравному маршалу стребовать долг со своего бывшего жильца. Берроуз отмахнулся. Ему нечем заплатить, кроме разве что собственного тела. Далее он бросил противнику вызов: «Ладно, и что ты будешь со мной делать?» [60] Маршал обернулся к Патнэму. «Что мне делать?» – спросил он, немного робея перед представителем духовенства. Томас Патнэм сделал знак своему брату Джону, они посовещались на улице. Вернувшись, Джон твердо заявил: «Маршал, бери его под стражу». Заключенный провел ночь в заведении Ингерсола, и в итоге здравомыслящий хозяин таверны спас положение: он умудрился убедить Патнэмов, что долг оплачен. Берроуз наверняка не собирался больше возвращаться в деревенскую молельню ни в каком качестве.

Хэторн и Корвин подошли к этому слушанию совершенно иначе, чем ко всем предыдущим. К 9 мая они собрали массу формальных свидетельств и усилили свои ряды двумя дополнительными судьями. Первый – сорокалетний Сэмюэл Сьюэлл, круглолицый, с маленькими блестящими глазками, тонкими губами и непослушной копной каштановых с проседью локонов. В доме его брата Стивена неподалеку от городской молельни жила дочка Пэрриса. Вторым дополнительным судьей был Уильям Стаутон, бывший во времена доминиона вице-президентом Массачусетса. Присутствие двух этих людей говорило о серьезности ситуации и ее деликатности. Берроуз и Сьюэлл знали друг друга еще в Гарварде. Они общались в прошедшие годы, Сьюэлл одалживал Берроузу деньги. Хэторн и Корвин знали бывшего пастора по поездке в Мэн в 1690 году.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза