Ведьмы. Салем, 1692

Застроенный двухэтажными гарнизонными домами с толстыми стенами, простершийся по обоим берегам реки, богатой осетром и лососем, красивый Уэллс считался самым хорошо укрепленным городом в провинции Мэн. И это оказалось очень кстати, так как лето 1691 года свелось к длительной осаде. Берроуз провел его за чередой застав, в то время как близлежащие поселения сгорели. Очевидец писал о вабанаки: «Все знают, что, если быстро не подоспеет помощь, они ни одного зверя во всей провинции не оставят в живых» [63]. В затяжной июньской осаде они уничтожили весь уэллский скот и вытоптали все поля (благодаря колонистам-бизнесменам индейцы были хорошо вооружены [64]. Только бедный индеец, по замечанию очевидца, не имел пары ружей). В конце июля Берроуз подписал унизительное прошение о провизии к Массачусетскому совету и затем, в сентябре, снова умолял выделить им какую-нибудь одежду. Они были в лохмотьях, без соли; запасов кукурузы оставалось на полгода. Они каждый день ожидали атаки врага. Индейцы схватили одного семнадцатилетнего парня, выбравшегося за хворостом. Зима оказалась ужасной и становилась только хуже: на рассвете 5 февраля 1692 года сто пятьдесят индейцев разграбили и сожгли процветающий городок Йорк, ближайший к Уэллсу. Позже тем днем Берроуз представил властям провинции апокалиптический отчет о событии. Пока в восьмидесяти километрах к югу выползали на свет божий первые обвинения в колдовстве, индейцы вырезали или гнали по снегам в сторону Канады десятки йоркских пленников. Они убивали овец, коров и лошадей. Поговорив с одним сбежавшим юношей, Берроуз нарисовал адскую картину со «столбами дыма, пляской безжалостного огня, издевками армии язычников, криками, стрельбой, избиениями (несмотря на мольбы мужчин, женщин и детей, горько рыдающих и предельно смиренных) и угоном оставшихся в плен, не щадя никого» [65].

Это разорение напомнило ему эпизод из Второй книги Царств, где Давид и его народ обнаруживают, что все их семьи взяты в плен из города Секелага. Глядя на почерневший, сожженный до основания город, «поднял Давид и народ, бывший с ним, вопль, и плакали, доколе не стало в них силы плакать». Вспомнив еще и про разрушение Иерусалима, Берроуз переключился на Плач Иеремии: «Я смотрю, и горечь наполняет душу мою за всех дочерей моего города». Он считал это разрушение божественным укором. «Господь все еще являет нам свое недовольство», – пишет он за три месяца до своего ареста. «Он, который простирал свою длань, дабы помочь нам, теперь восстает против нас». Заканчивает же пастор вариацией божественного обещания избавления из книги Иеремии, которое, как он надеется, совет Массачусетса поддержит: «Если вы останетесь в этой стране, Я буду созидать вас, а не разрушать; Я насажу вас, а не искореню». Берроуз подчеркивал «плохие условия и постоянную опасность», в которых приходилось выживать поселенцам. Уэллс будет следующим, и вскоре ему не останется ничего другого, кроме как сдаться. В атаке на Йорк среди прочих погиб и известный гражданин. Шубаэль Даммер, единственный рукоположенный пастор в Мэне, двоюродный брат Сьюэлла, вышел в то пятничное утро из дома и был убит прямо на пороге – «варварски лишен жизни, раздет донага, изрублен и изувечен», – сообщал очевидец [66]. Жену Даммера похитили. Она не выжила.

Коттон Мэзер тоже писал о Йорке – в статье про падение нравов в Новой Англии. Подробности и зверства совпадали. Вырезанные семьи, пленники под угрозой быть зажаренными живьем. Сердца, поучал Мэзер, должны кровоточить об этой бойне. Но прихожанам также следует пробудиться и внять предостережению Йорка. Где Мэзер прибегал к аллегории, Берроуз подавал сигнал бедствия, хотя и украшенный библейскими аллюзиями. Как Сара Гуд, он был одновременно свиреп и беден, священнослужитель с ружьем, движимый заботой об интересах общества проситель. Он вполне мог заметить, что ненавидимый Андрос лучше защищал Мэн, чем некомпетентное доморощенное правительство, которое его сбросило. Восстание и последовавший хаос только подстегнули врагов [67]. Бостон отвел свои войска, оставив мужчин вроде Берроуза умолять власти о защите. Некоторые даже подавали петиции королю после бостонского переворота, утверждая, что при переходном правительстве «в Новой Англии нет ни мира, ни порядка, ни безопасности» [68].