Ведьмы. Салем, 1692

Хотя прямо со слушания Берроуза увезли в бостонскую тюрьму, он продолжал нагонять страх на публику, присутствовавшую на процессах всю ту неделю. Он, наверное, все еще был в пути, когда на слушание на следующий день приковылял беззубый и седой Джордж Джейкобс [75], долговязое тело которого опиралось на две трости. Джейкобсу было не меньше семидесяти, а может, и ближе к восьмидесяти, соседям он казался глубоким стариком. Этот процветающий салемский фермер выглядит настоящим старым мерзавцем. Он язвит и смеется в лицо инквизиторам. Когда судьи представили обвинительниц, Джейкобс пригласил девочек высказаться и с нетерпением ждал их рассказов. Племянница Пэрриса дала показания. Джейкобс расхохотался. На просьбу объясниться он спросил у допрашивающих: «Ваши превосходительства, вы все! Неужели вы во всё это верите?» Он не мог поверить в их доверчивость. Он бросил им вызов: он признается в колдовстве, если они смогут это доказать!

Как Джордж Берроуз и бескомпромиссный Джон Проктер, Джейкобс тоже был жесток со своим слугой, скорее всего, бил его. Шестнадцатилетний юноша позже расскажет, что хозяин угрожал его утопить. Обвинение срезонировало. Много лет назад Джейкобса судили за то, что он утопил несколько лошадей, загнав их в реку с помощью ловушки из камней и палок (он утверждал, что просто пытался прогнать вломившихся на территорию его собственности животных). За два дня слушаний выяснилось, что призрак Джейкобса бил девочек его костылями. Некоторые девочки предъявили булавки, которые он втыкал в их руки. Сара Чёрчилль, бывшая его служанка, призывала старика признаться. «Ты слышала когда-нибудь, что я умею колдовать?» – спросил он, глядя не на нее, а на магистратов, как ему было велено. «Я знаю, что ты жил как злодей», – упрекнула его Сара, и этого оказалось достаточно.

Участвовал ли Джейкобс в семейной молитве, поинтересовались Хэторн и Корвин. Нет, не участвовал. Дом без молитвы считался домом с привидениями; магистраты начали давить на старого фермера, чтобы заставить его объяснить такое наплевательское отношение. Он не молился с семьей, объяснил Джейкобс, потому что не умел читать. Это не являлось препятствием. «Ты можешь произнести „Отче наш“? – спросили его судьи. – Давай-ка мы послушаем». Все понимали, что эти строчки – что-то типа оберега, от которого злые силы должны бежать как от огня. Джейкобс сделал несколько попыток, но каждый раз запинался. Такое приключалось почти с каждым свидетелем, появлявшимся перед Хэторном и Корвином: как саркастически заметит через неделю другой колдун, сам проваливший задание [76], обвиняемые выглядят не менее заколдованными, чем их обвинители[61]. С другими словами проблем у Джейкобса не возникает. Он подшучивает над судьями. Он боится, что не может помочь им с этим допросом. Они могут сжечь его или повесить – он все равно ничего не знает о колдовстве. Он не больше виновен, чем сами инквизиторы. «Обложите меня налогами как колдуна. Можете заодно обложить меня налогами как старого хрена, – ворчал он. – Я никому вреда не причинял». Мерси Льюис, которую старый фермер избивал до синяков, которую заставлял расписаться в своей книжке, которой предлагал золото и всякие красивые вещи – еще до того, как она узнала его имя или заметила его непризрачную сущность, – предложила более убедительное объяснение: женщины в 1692 году были опаснее, чем могли предположить мужчины, заявлявшие, что они влетали к ним в спальни и грузно наваливались им на грудь, давя на них часами. «Я всем сердцем верю, что Джордж Джейкобс – самый ужасный колдун», – клялась Льюис [78]. Вместе с еще девятью ведьмами Джейкобс на минувшей неделе проследовал, как и Берроуз до него, в бостонскую тюрьму, где старый фермер, избивавший девушек костылями, и бывший пастор, тиранивший своих жен, получили возможность получше узнать друг друга. Берроуз вполне мог заметить треугольное ведьмино клеймо, которое официальные лица обнаружили чуть ниже правого плеча старика.