Читаем Ведьмы. Салем, 1692 полностью

После заключения пастора под стражу обвинения посыпались как из рога изобилия: слушания едва успевали проводиться, показания едва успевали записываться. Мерси Льюис взяла на себя роль главной свидетельницы и стала самой активной среди обвинителей. В итоге оказалось, что на нее насылал чары пятьдесят один человек. Обладая хорошей памятью, девушка вплетала в свои рассказы псалмы и проповеди и оставила после себя самые образные свидетельства. (Беженка из Мэна Сюзанна Шелден была склонна к раскрытию убийств. В ее показаниях ведьмы обычно вскармливали грудью птенцов, бесшерстных котят, поросят и черепашат. Энн Патнэм-мать вела побочную историю о мертвых младенцах. А ее дочь бесперебойно поставляла новых подозреваемых.) В какой-то момент Льюис переехала в семью констебля Джонатана Патнэма, где недавно потеряли новорожденного малыша – как считалось, из-за колдовства. Мэри Уоррен, горничная Проктеров, колебалась в показаниях со дня возвращения Берроуза в Салем, когда, по слухам, она сказала, что в словах любой из пораженных девочек не больше смысла, чем в речах безумной дочки Кисера [79]. Через неделю она снова сменила курс: эта юная особа стала самой сенсационной свидетельницей обвинения. Она вытаскивала из своего тела булавки. Плевалась кровью в молельне. Язык вываливался у нее изо рта на такое долгое время, что весь чернел. Ее ноги сжимались, и самые сильные мужчины не могли их разжать. Судебный писарь не стал вдаваться в детали этой необычной сцены: взрослые мужики пытаются развести колени двадцатилетней девушки.

Фантомы и призраки перемешались. Старшая Энн Патнэм сообщила о нескольких молочно-белых фигурах около ее кровати. Двое были духами, но третий оказался Джоном Уиллардом, ее темноволосым соседом. Уиллард поначалу, очевидно, помог изобличить нескольких подозреваемых, но вскоре утомился от девочек и заявил, что их всех нужно повесить. В виде призрака он признался Энн в убийстве как минимум тринадцати жителей деревни, каждого из них она назвала по имени. Длинный перечень невнятных объяснений заставил всех пересмотреть свои домашние невзгоды и загадочные происшествия, которых всегда в избытке. По всему округу Эссекс вдруг начали находить особый смысл в каждом приступе колик, в проблемах с мочевым пузырем, онемении конечностей, глухоте и вообще в любом сбое – в том числе в неожиданном проявлении доброты.

Не все беды были от летающих ведьм. Сара Чёрчилль, главная обвинительница Джорджа Джейкобса, покинула заседание 10 мая в слезах, заламывая руки. Свою беду она принесла к племяннице Ингерсола. Она никогда не притрагивалась к дьявольской книжке, рыдала девушка, хотя и поклялась до этого в обратном. Ее показания – «абсолютная ложь и неправда» [80]. Наперсница ей не верила. Всхлипывающая Чёрчилль настаивала. Почему, ради всего святого, ты солгала? – спросила старшая подруга младшую. Потому что судьи угрожали запереть ее в салемском подземелье вместе с Берроузом, объяснила Сара. Она лучше оговорит себя, чем окажется закованной в черной дыре с колдуном. Проблема, стонала она, скорее в недоверии, чем в доверчивости. Если бы она один-единственный раз сказала преподобному Нойесу, что подписала книжку, он бы ей поверил, «но если бы сотню раз сказала правду, – то нет».

В конце мая восьмидесятиоднолетний салемский фермер Брэй Уилкинс готовился к поездке в Бостон, когда к нему приехал муж его внучки [81]. Может ли Уилкинс за него помолиться? Молодой человек – это был Джон Уиллард, сосед Патнэмов, – не находил себе места. Его обвинили. Уилкинс, как мог вежливо, пытался от него отделаться. Они давно уже не ладили: клану Уилкинсов не нравился Уиллард. Ну и кто должен явиться, именно когда Брэй Уилкинс через несколько дней сядет за стол в Бостоне, как не этот молодой человек? Вот он бросает недобрый взгляд на патриарха семьи – и в следующие дни старик мучается от страшных болей в мочевом пузыре. После наполненного болью возвращения в Салем – Уилкинс чувствовал себя так, «словно побывал на дыбе» – он пожаловался Мерси Льюис. К маю девушки сделались настоящими охотницами на ведьм; родители больных детей устраивали к ним паломничества. Пусть им было всего одиннадцать или двенадцать, но под чутким руководством Пэрриса они могли объяснить, почему несколько голов скота в соседней общине замерзли насмерть шесть лет назад. Мерси ясно как божий день видела, что муж внучки Уилкинса давит старику на живот.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза