– Ну вот я и говорю, – сказала Нянюшка. – Травы. Это практически лекарство. – Она щедро плеснула двум другим ведьмам. – Попробуй, Маграт. Зело знатное зелье!
Незаметно для остальных Матушка Ветровоск расшнуровала себе ботинки. Она обдумывала, не снять ли нижнюю рубашку. Пожалуй, ей уже не нужны все три.
– Пора бы нам двигаться дальше, – сказала она.
– Ой, хватит с меня метел, – сказала Нянюшка. – Еще пара часов на помеле, и я натру себе мозоль на весь афедрон.
Она выжидательно оглядела спутниц.
– Так по-заграничному будет задница, – добавила она. – И вот что еще забавно, в некоторых заграницах задницу называют сракой, а в других сракой называют сорочку, а в третьих задницей зовется наследство. Слова – забавная штука.
– Одна история уморительнее другой, – проворчала Матушка.
– Тут река довольно широкая, – сказала Маграт. – И есть паромы. Я никогда не плавала на настоящих кораблях. Ну, знаете, на таких, которые почти никогда не тонут?
– Ведьмам пристойнее летать на метлах, – сказала Матушка, но не очень уверенно. Она не владела международным анатомическим словарем Нянюшки Ягг, но та ее часть, название которой она отказывалась даже вспоминать, определенно давала о себе знать.
– Видала я их корабли, – сказала Нянюшка. – Похожи на огромные плоты с домами. Ты вообще даже не заметишь, что плывешь на корабле, Эсме. Эй, что это он делает?
Трактирщик выбежал наружу и начал затаскивать миленькие столики обратно в помещение. Он кивнул Нянюшке и что-то встревоженно сказал.
– Кажется, он просит нас зайти внутрь, – сказала Маграт.
– А мне нравится снаружи, – сказала Матушка. – СПАСИБО, МНЕ И СНАРУЖИ ХОРОШО! – повторила она. Метод интернационального общения Матушки Ветровоск заключался в том, чтобы повторять все медленно и громко.
– Эй, не вздумай забирать у нас столик! – рассердилась Нянюшка и шлепнула его по рукам.
Трактирщик что-то нервно произнес и указал на улицу.
Матушка и Маграт посмотрели на Нянюшку Ягг с надеждой. Та пожала плечами.
– Ни слова не поняла, – призналась она.
– МЫ ОСТАНЕМСЯ ТУТ, СПАСИБО, – сказала Матушка. Она встретилась глазами с трактирщиком. Тот сдался, обреченно махнул рукой и ушел внутрь.
– Такие думают, что с тобой можно не считаться, если ты женщина, – сказала Маграт. Она незаметно одолела отрыжку и снова потянулась к зеленой бутылочке. Животу ее уже стало куда легче.
– Вот именно. Ты представляешь? – сказала Нянюшка Ягг. – Я на ночь забаррикадировалась у себя в номере, так этот мужлан
– Гита Ягг, ты иногда… – Матушка осеклась, заметив что-то за плечом Нянюшки.
– Кажется, по улице бежит куча
Нянюшка развернула свой стул.
– Наверное, это то, о чем Маграт говорила, – сказала она. – Должно быть, знатное зрелище.
Маграт подняла глаза. Вдоль всей улицы из каждого окна второго этажа глазели люди. А по улице неслась туча из рогов, копыт и вспененных боков.
– Кажется, эти люди наверху над нами
Грибо под столом заворочался и перевернулся. Он открыл единственный глаз, сфокусировал его на несущихся быках и сел. Похоже, приближалось веселье.
– Смеются? – Матушка подняла голову. Свесившиеся из окон люди действительно, похоже, отпускали шутки на их счет.
Она сузила глаза.
– Что ж, продолжаем вести себя будто ничего не происходит, – объявила она.
– Но быки довольно крупные, – нервно сказала Маграт.
–
Позже трактирщик Лагро те Кабона вспоминал события того дня примерно так.
Настало время Того Самого с Быками. А чокнутые бабы все сидели на улице и хлестали абсент, как воду! Он пытался зазвать их внутрь, но старуха – та, тощая, – наорала на него. Так что он оставил их на улице, но дверь не запирал – обычно до людей быстро доходит, что к чему, когда по улице скачут быки, а за ними гонятся местные парни. Тот, кто сорвет большой красный бант с рогов самого здоровенного быка, получит почетное место на вечернем пиру, а еще – Ларго улыбнулся каким-то воспоминаниям сорокалетней давности – неформальную, но очень приятную благодарность деревенских девушек после пира…
А чокнутые бабы все сидели.
Главный бык был немного смущен этим. Обычно стоило ему взреветь и слегка топнуть копытом оземь, и препятствия забавным образом разбегались. Его разум просто не мог уяснить подобное презрение. Но главная проблема была не в этом. Главной проблемой были двадцать других быков, скакавших за ним.
И даже это перестало быть главной проблемой, когда страшная бабка, одетая во все черное, встала, что-то пробормотала и треснула его промеж глаз. Затем страшная толстая бабка, чей живот не уступал крепостью и емкостью стальному водонапорному баку, повалилась от хохота со стула, а молодая – в смысле, та, что помоложе двух других, – принялась махать и шикать на быков, как на уток.