Вейджер. Реальная история о кораблекрушении, мятеже и убийстве

История – или истории – об экспедиции продолжала захватывать воображение людей. Газетные публикации[736] множились в геометрической прогрессии, чему способствовало ослабление правительственной цензуры и повышение уровня грамотности населения. И для удовлетворения ненасытной жажды публики к новостям возник целый класс профессиональных литературных поденщиков, зарабатывающих на хлеб насущный продажей сенсационных историй. Этих людей литературные круги называли щелкоперами с Граб-стрит – на этой улице в одном из беднейших районов Лондона теснились ночлежки, публичные дома и издательские конторы-однодневки. Конечно же, на Граб-стрит ухватились за «дело “Вейджера”».

Газета «Каледониан Меркьюри» писала, что Балкли и взбунтовавшаяся команда применили физическое насилие не только к Чипу и Гамильтону, но и ко всем их сторонникам – «связали по рукам и ногам»[737], прежде чем оставить их «на произволение оказавшихся более милосердными варваров». В другом рассказе излагалось мнение Гамильтона: мол, поведение Чипа бывало «часто загадочным и всегда заносчивым и самонадеянным», однако теперь, оглядываясь назад, он, Гамильтон, понял, что капитан «всегда действовал, ведомый прозорливым предвидением»[738].

За газетами подтянулись книгоиздатели. Все хотели откусить от сочного куска, коим, вне всякого сомнения, была предстоящая тяжба между Балкли и Чипом. Вскоре после возвращения в Британию Чипа из Чили на другом судне прибыл Кэмпбелл. Он опубликовал собственный рассказ объемом более ста страниц под названием «Продолжение путешествия Балкли и Камминса по Южным морям», где защищался от обвинений в государственной измене. Впрочем, Кэмпбелл вскоре бежал из страны и вступил в испанскую армию.

Джон Байрон считал, что Балкли пытался оправдать то, что «невозможно рассматривать никак иначе, кроме как прямой мятеж»[739]. И хотя Байрон мог опубликовать собственную версию произошедшего, он, похоже, не хотел плохо отзываться о вышестоящих офицерах и предаваться «эгоизму»[740]. Между тем отчеты множились. В одной выпущенной писакой с Граб-стрит книге, под названием «Впечатляющее повествование о неудачном путешествии и катастрофе на корабле Его Величества “Вейджер”», отмечалось, что она «составлена из подлинных журналов и передана письмом лондонскому торговцу от очевидца всего этого дела». Однако, как указал ученый Филип Эдвардс, это повествование представляет собой тенденциозный пересказ – местами дословный – журнала Балкли, где каждая подробность переиначена в поддержку Чипа и устоявшейся иерархии. Дневник артиллериста превратился в оружие против него самого.

Из-за огромного количества версий, в том числе сомнительного происхождения, восприятие истории «Вейджера» разнилось. Писаки продолжали растаскивать журнал Балкли, и он разъярился, поняв, что и к его дневнику все чаще относятся с подозрением, как будто он тоже мог быть фальшивкой.

* * *

Через несколько дней после возвращения Чипа Адмиралтейство направило всем выжившим офицерам, старшинам и матросам «Вейджера» повестку – им надлежало явиться в Портсмут для предания военно-морскому трибуналу. Судебному процессу, который должен начаться всего через несколько недель, предстояло пробиться сквозь туман повествований – противоречивых, затушеванных, даже вымышленных, – дабы понять, что случилось на самом деле, и свершить правосудие. Писательница Джанет Малкольм однажды заметила: «Закон является хранителем идеала не опосредованной истины, истины, лишенной повествовательных украшений… История, которая лучше всего может противостоять измору правилами доказывания, – это история, которая побеждает»[741]. Тем не менее независимо от того, какая версия возьмет верх, судебный процесс, несомненно, выявил бы, как офицеры и моряки – часть пресловутого авангарда Британской империи – скатились к анархии и дикости. Прискорбное зрелище даже могло затмить славную историю о захвате Ансоном галеона.

Глава двадцать четвертая Возбуждение дела

После того как Балкли прочитал в газете о вызове в военный трибунал, адвокат сообщил ему, что Адмиралтейство выдало ордер на его арест. Находившийся в это время в Лондоне артиллерист отправился на поиски пристава, который, в свою очередь, разыскивал его. Выследив пристава, Балкли выдал себя за родственника одного из потерпевших кораблекрушение, приплывшего на баркасе в Бразилию. Он осведомился, что будет с этими людьми теперь, когда вернулся капитан Чип.

– Повесят[742], – ответил пристав.

– Ради Бога, за что? – воскликнул Балкли. – За то, что не утонули? А убийца наконец вернулся домой, чтобы стать их обвинителем?

– Сэр, они виновны в таких вещах по отношению к капитану Чипу, пока он был в плену, что, я думаю, комендора и плотника, если не кого-нибудь еще, повесят.

В конце концов Балкли признался, что он «несчастный артиллерист “Вейджера”».