Век Филарета

       — Не перестают обсуждать милости, пожалованные Паскевичу. Жан Гагарин, сын старого князя Гагарина, окончательно перешел в католичество, стал чуть ли не иезуитом. Жуковский совершенно оставил поэзию и превратился в великого педагога. Он для наследника придумал даже какую-то особенную азбуку... Пушкин впал и полную хандру. Я хочу его женить. Он весною сватался к младшей Гончаровой и получил ответ

неопределенный, а у меня на примете есть иная девица... Вот послушайте, какую грустную пиесу он написал: «Дар напрасный, дар случайный...»

       Стихи были выслушаны в молчании, которое нарушила Новосильцева:

       — До чего же верно передано чувство отчаяния... Это про меня написано.

       — А вы, владыко, что скажете? — поинтересовалась хозяйка.

       — Не напрасно, не случайно жизнь от Бога нам дана! — взвол­нованно произнес митрополит.— В этом отрицании слышится вопль души, утерявшей верный путь...

       — Но согласитесь, стихи восхитительные! — воскликнула Хитрово.

       — Да, — кратко ответил Филарет, вдруг погрузившийся в раз­думье.

       Вечер продолжался. Обсуждали московские новости, распо­ряжения князя Дмитрия Владимировича Голицына, путешествие и Иерусалим, к святым местам Андрея Муравьева, того самого красавца Муравьева, с которым Пушкин хотел драться на дуэли,

потому что верил предсказанию гадалки, что умрет от руки вы­сокого белокурого красавца. Владыка слушал со вниманием, но участия в разговоре не принимал. Впрочем, он согласился на просьбу Хитрово просмотреть путевые заметки Муравьева, подготовленные им к печати. Графиня Потемкина просила его по­молиться о своем брате, главаре мятежников князе Сергее Тру­бецком, осужденном к каторге, и владыка утешил ее согласием.

       В ту ночь долго светились окна кабинета на Троицком по­дворье. Глубоко тронутый отчаянием поэта, выраженным столь сильно, Филарет невольно вспомнил один из Давидовых псалмов: Доколе, Господи, забудеши меня? Доколе отвращаеши лице Твое от меня? Доколе вознесется враг мой на меня? Призри, услыши мя, Господи, Боже мой, просвети они мои... Аз же на милость Твою уповах...

И невольно рука потянулась к перу. Владыка написал свой ответ поэту:

Не напрасно, не случайно

Жизнь от Бога мне дана;

Не без воли Бога тайной

И на казнь осуждена.

Сам я своенравной властью

Зло из темных бездн воззвал;

Сам наполнил душу страстью.

Ум сомненьем взволновал.

Вспомнись мне, забвенный мною!

Просияй сквозь сумрак дум,

И созиждется Тобою

Сердце чисто, светел ум.

       Ответ Филарета взволнованная Хитрово повезла в Петербург. Она тут же послала за Пушкиным. В присланной записке тот извинялся, что не может быть у нее нынче же, хотя «одного любопытства было бы достаточно для того, чтобы привлечь меня. Стихи христианина, русского епископа, в ответ на скептические куплеты! — это, право, большая удача». Узнав же самый ответ, поэт не мог не оценить его по справедливости.

В часы забав иль праздной скуки,

Бывало, лире я моей

Вверял изнеженные звуки

Безумства, лени и страстей.

Но и тогда струны лукавой

Невольно звон я прерывал,

Когда твой голос величавый

Меня внезапно поражал.

Я лил потоки слез нежданных,

И ранам совести моей

Твоих речей благоуханных

Отраден чистый был елей.

Твоим огнем душа согрета

Отвергла блеск земных сует,

И внемлет арфе Филарета

В священном ужасе поэт.

       В Москве на Троицком подворье все шло по заведенному  распорядку. В шестом часу вечера келейник доложил о приходе Николая Сушкова. Молодой человек вошел в гостиную и привычно сложил руки для получения благословения. Он переменился за две недели бесед оставался все тем же крепким удаль­цом в темно-синем фраке модного покроя, не забывал изящно подкрутить платок на шее, но нечто новое видел в нем владыка. Ещё не смирение, но сдержанность в жестах и словах. Видно, окреп росток веры.

       — Что ж, Николай Васильевич, сомнения ваши ушли, внеш­нюю обрядность с внутренней силой духа вы не смешиваете уже. Пopa приступать к покаянию.

       — Странно как-то мне, ваше высокопреосвященство, чтоб не сказать дико, отсчитывать перед образами земные поклоны утром и вечером. Это ведь просто-напросто гимнастика.

       — Что ж, телоупражнение благодетельно действует на здоровье. Духовная же, говоря вашим языком, гимнастика, утруждая вашу гордость покорностию предписанию духовнаго врача, родит в вас привычку к послушанию, потом смирение, терпение и разовьёт наконец в вас силы духа.

       — А поклоны будет считать приставленный вами дядька? — Сушкова в присутствии митрополита постоянно охватывало вол­нение, отчего он то запинался и не находил слов, то становился самонадеян почти до дерзости. Вот и сейчас он покраснел и потупился.

       — Не смущайтесь. Дядьки к вам не приставлю. Полагаюсь на вашу честь.

       — Заверяю вас, что не учту ни полупоклона!.. Но трудненько, признаться, круглый год в будни и праздники ходить в церковь то к вечерне, то к утрене, то к обедне.