Век криминалистики

Сорок пять лет спустя, летом 1950 г., один французский журналист и криминалист, который в молодости присутствовал на процессе Теодора Бергера, изучил это дело до мелочей и лично знал Ванновски, писал: «Вспоминая то туманное декабрьское утро, я должен признаться, что у меня не было ни малейшего сомнения в виновности субъекта на скамье подсудимых. Он убил Люси Берлин. Находка корзины замкнула круг, а обнаружение на ней человеческой крови окончательно сковало это кольцо. Сейчас, когда исследование следов крови стало неотъемлемой частью криминалистики, трудно представить ажиотаж, вызванный в 1904 г. открытием Уленгута. Это открытие дало импульс развитию криминалистической и судебной серологии, которая с тех пор является главной практической частью исследований крови. С серологии началось возведение всего здания ‟крововедения”, каким мы знаем его сегодня, а начиналось все с дела об убийстве Люси Берлин. А все-таки с тех пор я часто вспоминал адвоката Бана и думал, отчего он тогда не встал и не крикнул присяжным: ‟Господа присяжные! Пусть даже доказано, что кровь на корзине – человеческая, но разве это доказывает, что это кровь именно Люси Берлин? Неужели все в этом зале совершенно в этом уверены? Существует ли хотя бы малейшее доказательство того, что эта кровь отличается от крови миллионов других человек, которые так или иначе могли бы соприкасаться с корзиной? Вы все, конечно, пребываете теперь под влиянием, несомненно, поразительного нового умения судебных медиков и криминалистов находить человеческую кровь даже по самым крошечным ее следам. Однако мы забываем, что обнаружение следа человеческой крови не доказывает, что это кровь именно того самого, конкретного человека, и пока доказать это невозможно. Никто из ученых и криминалистов на земле не в состоянии доказать, что кровь на этой корзине – это кровь именно Люси Берлин!” Я уверен, что это воззвание тогда не изменило бы приговора Теодору Бергеру. Его все равно признали бы виновным. Слишком много он успел нагрешить. Однако справедливости ради следовало бы адвокату высказаться в таком духе. Но как любое человеческое изобретение криминалистика не могла продвинуться сразу на два шага вперед. В декабре 1904 г. умели отличать только кровь человека от крови животного, и впереди был следующий шаг – способность определять, кому именно из людей принадлежит данный образец крови. Тогда это казалось бредовой идеей, и никто не подозревал, что основа для ее воплощения была уже заложена в 1901 г., когда Уленгут создал свой метод».

Француз, написавший эти строки в возрасте семидесяти лет, был во многом прав. Прежде всего в том, что 1901 г. имел особое значение для развития судебной серологии. Действительно, 14 ноября 1901 г. в «Венском клиническом еженедельнике, издании императорско-королевского медицинского общества в Вене» появился незаметный реферат «Об агглютинации обычной человеческой крови», в котором содержались основы того, что французский криминалист назвал неминуемым следующим шагом. Автором реферата был Карл Ландштейнер.

Реферат начинался словами: «Недавно я поделился одним своим наблюдением: сыворотка крови нормального обычного человека склеивает, спекает в комки (агглютинирует) красные кровяные тельца другого здорового индивидуума». Ландштейнер выдвигал гипотезу, что у разных людей кровь отличается, и между разными видами крови существует непереносимость, так что в результате реакции один вид крови «склеивает» кровяные тельца другого вида крови. «Вышеописанное комкование, или агглютинация, может быть вызвано и сывороткой, которую сначала высушили, а потом снова растворили. Раствор сыворотки может быть получен даже из капли крови, упавшей на несущую поверхность и засохшую 14 дней назад», – так закончил свой реферат Ландштейнер.

Карл Ландштейнер был в то время 33-летним ассистентом профессора Антона Вайхсельбаума в Патологоанатомическом институте Венского университета. Стеснительный молодой человек, погруженный только в свою работу, он еще семилетним мальчиком потерял отца Леопольда Ландштейнера, издателя венской газеты «Моргенпост». В студенческие годы Карл был прилежным, увлеченным и замкнутым. С 1885 г. он изучал медицину и химию в Вене, Мюнхене, Вюрцбурге и Цюрихе. Работая в Первой венской хирургической университетской клинике, Ландштейнер был потрясен и удручен тем, насколько современная ему медицина пока бессильна перед множеством недугов. И он разочарованно замкнулся в теоретической медицине. Особенно его интересовали патология, бактериология и серология.