Было решено привлечь к расследованию окружного врача доктора Маркса. Но посланный к нему ассистент уголовного розыска Кремер вернулся с ответом, что доктору Марксу некогда, он должен находиться на заседании суда. Ни Клингельхёллер, ни Пест не осмелились напомнить доктору Марксу, что немедленное появление на месте преступления – это, вообще-то, его обязанность. А поскольку нельзя было трогать тело до приезда ведомственного врача, то стали ждать дальше. Только около 6 часов утра, когда директор Даубе, разбуженный собачьим лаем и разговорами под окном, выглянул на улицу, положение несколько изменилось. Даубе осведомился, что, собственно, происходит. Увидев доктора Луттера, он вышел на улицу, увидел убитого и с криком «Это мой сын!» рухнул рядом с телом на колени. Он узнал сына по штопке на пальто.
Прежде чем директор Даубе, шатаясь, вернулся в дом, чтобы сообщить жене о гибели их единственного сына, доктор Луттер, оказавший ему помощь, узнал разрозненные, сбивчивые сведения о поездке Гельмута Даубе в Бюр на вечеринку «стариков» в тамошней гостинице «У почты». Коллега и приятель доктора Луттера был как раз таким «стариком» одного из студенческих сообществ, и теперь Луттер предложил майору Пройссу, которого знал лично, поговорить с этим своим приятелем и расспросить его о той пивной вечеринке в Бюре. Доктор Луттер помчался к своему другу и вскоре вернулся с известием, что на пивную вечеринку вместе с Гельмутом Даубе ездили еще два абитуриента – Карл Лабз (улица Ламберта, дом № 5) и Карл Хуссман (улица Хаге, дом № 67). Хуссман был иностранец, жил с приемными родителями, в семье школьного директора Кляйбёмера, пациента доктора Луттера.
Вскоре советник Пест принял решение: он послал Клингельхёллера к абитуриенту Лабзу, а ассистента Кремера – к Хуссману с поручением взять показания. В то же время среди всеобщего смятения майор Пройсс и доктор Луттер предприняли попытку дозвониться в дом Кляйбёмера и взять показания у Карла Хуссмана.
Клингельхёллер прибыл в дом абитуриента Лабза между 6.00 и 6.30. Лабз спал, но мгновенно проснулся, как только понял, что произошло. Да, они находились в Бюре – Даубе, Хуссман, Лабз и еще абитуриент Бреттшнайдер. В 2.10 они покинули гостиницу «У почты». Он точно помнит время, потому что перед отелем стояли уличные часы. Трамваи уже не ходили, пришлось идти пешком в Гладбек, километра три-четыре. Хуссман и Даубе шли первыми, Лабз и Бреттшнайдер – следом. Там, где в Гладбеке улица Генриха переходит в улицу Бауэра, Бреттшнайдер попрощался. Лабз добрался с двумя другими до Ратуши и здесь расстался с ними. Хуссман и Даубе ушли на Рентфортскую улицу. Больше Лабз их не видел. Он лег спать в 3.20. Это мог подтвердить его брат, который спал с ним в одной комнате.
«Получается, – уточнил Клингельхёллер, – Хуссман последним видел Даубе живым?» – «Да, – ответил Лабз, – и оба были навеселе и распевали песни». – «Не упоминал ли Даубе о самоубийстве?» – «Нет», – отвечал Лабз.
Клингельхёллеру не пришло в голову спросить, каковы были отношения Хуссмана и покойного. Предубеждение о самоубийстве и обывательское мировоззрение – Клингельхёллер и не подумал, что это может быть убийство, в котором абитуриенты играют определенную роль.
Между тем доктор Луттер дозвонился до Карла Хуссмана. Тот мгновенно взял трубку, и Луттера это удивило. Он хорошо знал дом своих пациентов Кляйбёмеров: телефон находился на первом этаже, в кабинете директора, а кабинет на ночь запирали и ключ вешали на крючок на лестнице. А сам Карл Хуссман жил на третьем этаже. Хуссман отреагировал на сообщение Луттера о гибели Даубе без особых эмоций, лишь уточнил: «Что, Гельмут мертв?» – и добавил, что сейчас оденется и придет. Примерно в ту же минуту ассистент уголовного розыска Кремер позвонил в дверь дома Кляйбёмеров. Он увидел свет в коридоре и удивился не меньше доктора Луттера, что ему так быстро открыли дверь. Карл Хуссман, высокий и крепкий, с взъерошенной черной шевелюрой, в ночной сорочке и босиком, встретил полицейского около входа с подозрительным дружелюбием. Еще больше смутил Кремера вид ног Хуссмана. Они были грязные, «будто он не мыл их неделями». Кремер, как и прочие, по традиции считал будущих студентов «лучше, чем они могут быть на самом деле». Кроме того, Кремер готов был согласиться с Клингельхёллером, что произошло самоубийство. Так что ассистент осведомился у Хуссмана, что тот может сообщить о Даубе. Хуссман отвечал с готовностью: простившись с Лабзом, Хуссман и Даубе дошли до того места, где улица Шультенштрассе переходит в Рентфортскую улицу. Здесь Даубе хотел попрощаться, но Хуссман уговорил его проводить его, Хуссмана, до дома, хотя для Даубе это был большой крюк. Только перед дверью дома Кляйбёмеров они расстались, и Даубе один отправился к себе домой. Это все, что он знает.