В итоге комиссары пришли к следующему выводу: у дверей своего дома Даубе объявил Хуссману об их окончательном разрыве, ни в какой Эрланген они вместе не поедут. Хуссман напал на Даубе сзади. Вероятно, это случилось, когда Даубе отошел к забору, чтобы помочиться, и это подействовало на Хуссмана возбуждающе. Третье мокрое пятно на тротуаре было не кровавое, похоже, так все и происходило. Хуссман перерезал Даубе горло, немного запачкав кровью свою одежду; очевидно, у убийцы пошла носом кровь. Ботинки Хуссмана были сильно испачканы кровью жертвы, но, наверное, не сразу, а в тот момент, когда преступник перевернул тело жертвы на спину, чтобы его кастрировать. «Трофей» от этого увечья Хуссман завернул в носовой платок, который впоследствии так и не нашли, и поспешил домой. Там он застирал пятна крови на одежде и вымыл ботинки, оттого они и были насквозь мокрые, а никакого дождя в ту ночь не было. Потом его «предостерег» звонок доктора Луттера, и сразу после визита ассистента Кремера Хуссман переоделся в чистую одежду и вымытые ботинки. Перед выходом из дома он избавился от своей «добычи» вместе с платком, вероятно, в туалете. При этом кровь накапала на один ботинок, а Хуссман не заметил. Он оставил и другие следы крови, например на ступеньках лестницы. Убийца торопился на улицу Шультенштрассе, где комиссар Клингельхёллер и заметил кровь на его ботинках.
Не слишком ли кровавое получилось преступление? Не разыгралось ли воображение у Вернебурга и Лиссигкайта? К сожалению, берлинские комиссары привыкли видеть мир не с лучшей стороны, уж они-то знали, на что способен человек. Они были уверены, что все произошло именно так, и если бы в первые сутки тщательно искали, уже обнаружили бы все необходимые доказательства, и Хуссман бы признался. Вместо этого его, наоборот, предупредили, и никто не подумал о важности следов крови. Комиссары попытались предъявить Хуссману на допросе результаты экспертизы доктора Мюллера-Хесса, чтобы у подозреваемого не осталось выхода, кроме как признаться, но это пресек опытный эссенский адвокат Рушен. Он понимал, как опасны для обвиняемого даже самые незначительные следы крови. Тактика двух берлинских сыщиков могла запутать Хуссмана, но не его адвоката. Рушен действовал весьма умело: по его наущению Хуссман отказался говорить с комиссарами и заявил, что даст показания только в суде. Одновременно Рушен всеми правдами и неправдами попытался найти безобидное объяснение – откуда взялись следы группы А на обуви его подзащитного. Отыскал некую вдову Штратман, которая показала, будто бы на улице Хегештрассе рядом с домом Кляйбёмеров той ночью была драка. После нее на мостовой остались лужи крови, в одну из них, утверждал Рушен, Хуссман нечаянно и наступил. Адвокат прекрасно знал, что к тому времени, когда Хуссман якобы в сопровождении Даубе шел к себе домой, кровавая лужа находилась на мостовой уже четыре часа. Капли на поверхности ботинок подозреваемого никак не могли быть из этой лужи. Рушен сумел вызвать у судьи и присяжных сомнения. Он привел в суд новых свидетелей с еще более абсурдными показаниями: будто бы на вечеринке в Бюре одному из студенческих старост разбили нос, и совершенно случайно именно кровь из его носа накапала на обувь Хуссмана, а между тем Хуссман выпивал в другом зале и вообще не встречался со старостой.
На суде с 16 по 30 октября 1928 г. аргументам Рушена не особенно поверили. «Неизвестная кровь группы А» на обуви обвиняемого была зловещим знаком. Суд склонялся к тому, что реконструкция преступления Вернебурга и Лиссигкайта верна. Тем не менее суд присяжных 30 октября оправдал Хуссмана, с оговоркой: «Обвиняемый мог бы быть признан виновным на основании косвенных улик и неубедительных доводов в пользу его невиновности».
В 1928 г. ни один другой случай в любой части света не привлекал столько внимания криминалистов, судебных медиков и общественности к проблеме серологии и исследованию следов крови, как убийство Даубе. Впервые, еще до начала процесса, криминалист – это был Вернебург – опубликовал в «Криминалистическом ежемесячнике» большой доклад «Практическое значение исследований групп крови», где подчеркнул, что определение группы крови может иметь решающее значение в расследовании преступления. В случае убийства Даубе шанс был упущен. Многочисленные ошибки во время расследования в Гладбеке повлекли за собой официальные внутренние расследования, взаимные упреки, обвинения и извинения. Но важнее всего другое: наконец-то стало ясно, насколько важна серология для судебной медицины.
10
В конце октября 1928 г., когда был вынесен приговор по делу Хуссмана, в Инсбруке молодой медик Франц Йозеф Хольцер собирался защищать кандидатскую диссертацию. Хольцер был родом из Лустенау, местечка на границе Австрии и Лихтенштейна, и на всю жизнь остался в душе австрийским провинциалом, куда бы ни бросала его судьба – в Нью-Йорк, Мюнхен или Берлин.