В период между 1961 и 1965 гг., когда усовершенствованные методы серологии распространялись по Европе, произошло множество случаев, которые потребовали их применения. К таким случаям прежде всего относится преступление, совершенное в крошечном южнонемецком местечке Райхельсхофен 10 мая 1962 г. Как раз там, где пересекались федеральные трассы B-25 и B-470, находилось неприметное хозяйство бондаря Фридриха Линдёрфера, тихого, незаметного человека лет шестидесяти. На первом этаже его дома располагались кухня, гостиная, спальня, узкая кладовая и бочарная мастерская с окнами во двор, а во дворе – сарай и свинарник. Сам Линдёрфер обитал в первом этаже с женой Элизой и двумя взрослыми сыновьями, которые уезжали на работу в другой город. В мансарде было еще три комнаты и чердак. Двери обеих комнат выходили на узенькую лестничную площадку, откуда лестница вела в прихожую дома на первом этаже. В одной из комнат в мансарде в убогой тесноте ютились дочь Линдёрфера Эрика с мужем и ребенком. Еще две комнаты и чердак «принадлежали» Лине Линдёрфер, 52-летней сестре бочара, портнихе, с врожденным дефектом тазобедренного сустава. Линдёрфер как старший ребенок своих родителей унаследовал их небольшую усадьбу с условием предоставить увечной сестре для проживания три комнаты.
Вечером 11 мая в усадьбе Линдёрферов появилась Анна Эккель, приятельница Лины Линдёрфер, чтобы помочь портнихе по хозяйству. К ее удивлению, дверь в кухню Лины оказалась приоткрытой, замок, вделанный в дверную раму, болтался, словно его кто-то взломал. Ни в кухне, ни в спальне никого не было, но обнаружилось начатое и брошенное шитьё и остывшая еда, что удивляло еще больше, поскольку Лина Линдёрфер была известна своим педантизмом и аккуратностью.
Анна Эккель еще стояла в дверях, когда по лестнице поднялся в мансарду Фридрих Линдёрфер в рабочем комбинезоне и взглянул на посетительницу с такой злостью, что она не решилась даже спросить, где Лина, и поскорее убралась прочь. Анна зашла к соседке Линдёрферов, и та подтвердила, что Лина никогда не покинула бы свою квартирку в таком беспорядке и обязательно оставила бы записку, сообщив, когда вернется. Соседка не замечала, чтобы Лина выходила из дома. Любопытство вынудило соседку позднее зайти к Линдёрферам и справиться у брата, знает ли он, где его сестра и что случилось с дверным замком у нее в кухне.
Бочар осмотрел замок и объявил, что до прихода Анны Эккель дверь была заперта, и только Анна могла что-либо с этим замком совершить. Лина же ушла из дома около 14 часов и села в машину к незнакомцу. Брат как раз случайно выходил из своей мастерской и видел, как Лина садится в автомобиль. Больше он ничего не знает и знать не хочет. Добавил только, что Лина, несмотря на свое увечное бедро, собиралась замуж. И это всем известно. У нее было достаточно денег, чтобы забрасывать письмами еженедельную газету «Дома и вдалеке» («Heim und Weite»), известную своими брачными объявлениями. Может, ей удалось кого-нибудь подцепить, и у них «испытательный срок».
Весьма вероятно, что на эту историю долго еще никто не обращал бы внимания, если бы не старания Анны Эккель. 21 мая она обратилась в соответствующий участок баварской региональной полиции и подала заявление против Линдёрфера по обвинению в нанесении оскорблений. Начальник местной полиции Пфлигль выслушал ее и отправился в Райхельсхофен. Полицейский прекрасно знал усадьбу Линдёрферов. Лина Линдёрфер неоднократно обращалась в полицию, жалуясь на то, что брат и его семья издеваются над ней; им нужны ее комнаты, они готовы выгнать ее прочь из дома и занять квартирку! Пфлигль выяснил, что в тесном доме бочара часто ссорятся. Линдёрфер со своей семьей ютится в ужасной тесноте, а Лина – сварливая, скандальная, злобная старая дева, несдержанная на язык. Так, по крайней мере, воспринимали ее соседи, а вот брата считали достойным, прилежным, трудолюбивым человеком и рачительным хозяином. В отделении полиции округа Ротенбург знали много таких семейств, где постоянно ссорились и мечтали избавиться друг от друга.