Век криминалистики

Конечно, можно было предположить, что Линдёрфер не разглядел, не понял, забыл, растерялся. Или с самого начала врал, затем сам забывал, что он там насочинял ранее. Может, Лина вовсе не покидала дома? А если бочар убил свою сестру, не сумев выжить ее из дома, и счел убийство самым дешевым способом избавиться от нее и заполучить себе весь дом?

Хебергер отослал остатки еды из кухни Лины на экспертизу в Мюнхен, чтобы проверили на наличие яда. Никаких ядов в пище не обнаружили. Тогда он стал искать в комнатах пропавшей следы борьбы, особенно внимательно – следы крови. Но у полиции в Ансбахе не было ни средств, ни опыта для системного обнаружения и идентификации следов крови. На крышке одного старого колодца заметили несколько бурых пятен, похожих на кровь. Вырезали деревянные фрагменты. Показались подозрительными и рабочие штаны и башмаки Линдёрфера. 21 июля по распоряжению Хебергера вскрыли линолеум в комнатах Лины и переслали в лабораторию в Мюнхен. Никакой крови нигде не было. Хебергер и его сотрудники вынесли из усадьбы Линдёрферов кучу всякого хлама в надежде обнаружить следы пропавшей женщины. Напрасно! В конце июля поиски в усадьбе прекратили и снова сосредоточились на версии отъезда и убийства в пути. Проходили недели – ничего. И Хебергер во второй раз обратился к усадьбе бочара. 23 августа он и его коллеги снова появились в старом доме на перекрестке двух федеральных дорог. И опять Хебергер стал искать следы крови. Он привез с собой ультрафиолетовую лампу-детектор, которая как средство для поиска следов крови вызывала большие сомнения. На сей раз Хебергер уловил за деланым равнодушием семьи Линдёрфер нервозность и тревогу. Искали часами – никаких подозрительных следов. После 23 августа Хебергер был близок к тому, чтобы прекратить расследование и закрыть дело.

Лина Линдёрфер не первая и не последняя в Западной Германии пропадала бесследно. Десятки тысяч исчезали так же, не оставляя никаких следов. За годы национал-социализма у немцев сформировалась аллергия на государственный контроль и власть, после войны эта реакция лишь усилилась, и в ФРГ очевидна была противоположная тенденция – тотальная либерализация и отмена всякого контроля. В системе оповещения и розыска зияли дыры, через которые человек легко мог исчезнуть. ФРГ стала излюбленным местом пребывания для преступников из разных стран. Как сказал один французский бандит: «Мы сохраннее всего в стране, которую мучает совесть из-за ее прошлого». С чего бы Хебергеру в расследовании повезло больше, чем его другим коллегам? Он готов уже был сдаться, но ему не давала покоя нервозность семейства Линдёрфер. Не означало ли это, что в их доме найдутся следы страшного происшествия, если подвергнуть усадьбу планомерному тщательному обследованию? Хебергер вспомнил недавний доклад одного сотрудника в Институте судебной медицины и криминалистики в Эрлангене о современных возможностях обнаружения и исследования следов крови. Этот сотрудник, ассистент доктор Лотар Лаутенбах, утверждал, что за последние годы исследования крови шагнули далеко вперед, а ученые, полиция и криминалисты давно уже работают вместе.

27 августа Хебергер решился позвонить в Институт судебной медицины и криминалистики в Эрлангене и попросить о помощи. Если ему пришлют опытного серолога, то он убедит прокурора выдать ордер на обыск, и усадьбу бочара можно будет исследовать от кровли до подвала. Если и тогда ничего не обнаружат, значит, все, не судьба.

23

Институт судебной медицины и криминалистики в Эрлангене в августе 1962 г. одним из первых в Германии стал применять пробу Оухтерлони и метод смешанной агглютинации.

В сентябре 1958 г., в самый разгар процесса Пьера Жакку, Морис Мюллер из Лилля на конгрессе судебных медиков в Цюрихе делал доклад об «идентификации биологических продуктов иммунохимическими методами». Впервые Мюллер наглядно представил, каким образом шведу Оухтерлони в Гётеборге удалось четко вычленить человеческий или животный белок в следах крови, преодолев недостатки метода Уленгута. Метод Оухтерлони представлялся теперь таким простым, странно даже, что его не открыли раньше.