Век невинности

Ачер отклонил целых три приглашения на званые обеды: он готовился вкусить особой, духовной пищи. И хотя он поворачивал страницы с трепетом истинного книжного «гурмана», ему никак не удавалось вникнуть в содержание. Одна за другой книги выпадали из его рук. И вдруг взгляд его упал на крохотный томик стихов, который он заказал потому, что его привлекло название: «Дом жизни». Раскрыв его, молодой человек сразу погрузился в непривычную для него атмосферу, которую не в состоянии была передать ни одна из прочитанных им до этого книг. То была атмосфера любви и глубокой нежности, преображающих в одночасье человеческую жизнь. Всю ночь напролет он читал эти драгоценные строчки, и его воображение рисовало образ женщины с лицом Элен Оленской. Но когда утром Ньюлэнд проснулся и, бросив взгляд в окно на коричневые дома на противоположной стороне улицы, вспомнил о своем кабинете в офисе мистера Леттерблеяра и о семейной скамье в приходской церкви, проведенный в Скайтерклифе час отступил в его памяти на задний план вместе с ночными видениями.

«Боже, какой ты бледный, Ньюлэнд!» — воскликнула Дженни, когда они встретились за завтраком.

«Мальчик мой, — добавила миссис Ачер, — я заметила, что последнее время что-то ты подкашливаешь! Надеюсь, работа не слишком тебя изнуряет?»

У матери с дочерью давно сложилось впечатление, что пожилые партнеры его нещадно эксплуатируют, и он взваливает себе на плечи непосильное бремя. Ачер не считал необходимым переубеждать их… Последующие несколько дней тянулись медленно. Обыденность начала угнетать Ачера и ему казалось, что он похоронен под обломками своего будущего. От графини Оленской вестей не было, и он не знал, как решился вопрос с тем «очаровательным маленьким домиком». Встретившись с Бьюфортом в клубе, они молча раскланялись, стоя по разные стороны стола для игры в вист. И только на четвертый день, по возвращении домой, он обнаружил записку. Она содержала всего несколько слов:

«Зайдите ко мне завтра после полудня. Я должна объясниться с вами.

Элен».

Ачер, собиравшийся на званый ужин, машинально засунул записку в карман, с улыбкой вспоминая этот ее французский оборот «объясниться с вами».

После ужина молодой человек отправился в театр; и только когда после полуночи он вернулся домой, послание мадам Оленской вновь было перечитано множество раз. Ачер мог бы написать даже несколько ответов, и, лежа ночью без сна, он тщательно продумывал каждый из них.

Но утром ему было не до этого, ибо он принял решение. Собрав кое-какие вещи, он с первым же пароходом отбыл в Сан-Августин.

Глава шестнадцатая

Когда Ньюлэнд Ачер, направлявшийся по главной улице Сан-Августина к дому, принадлежавшему, по словам прохожих, мистеру Велланду, увидел Мэй, стоявшую под магнолией среди солнечных зайчиков, то спросил сам себя, чего ради он так долго томился в городе и не приезжал сюда. Только здесь была правда жизни, только здесь была настоящая реальность, только здесь он мог снова обрести истинный смысл жизни. А он, несмотря на свое презрительное отношение к пересудам, боялся оставить офис (не ровен час кто-нибудь подумает, что он бездельничает)!

Первым делом Мэй воскликнула: «Ньюлэнд, что-нибудь случилось?»

Ачер подумал, что их отношения только выиграли бы, читай она всякий раз по его глазам, с чем он пришел. Тем не менее, он быстро нашелся с ответом.

«Да, случилось, — сказал молодой человек. — Мне вдруг страшно захотелось с вами увидеться!»

Яркий румянец, выступил на ее щечках. В тот момент девушка была счастлива, и от ее сомнений не осталось и следа. Ачер понял, что его и впредь будут легко прощать; и если остальные члены этой семьи столь же отходчивы, ему не страшны никакие нравоучения со стороны достопочтенного мистера Леттерблеяра.

Несмотря на раннее время, Ачер не мог позволить себе выйти за рамки простой учтивости: как-никак они находились в самом центре города. Но ему не терпелось остаться наедине со своей невестой и излить на нее всю накопившуюся нежность. До завтрака оставался еще час, и вместо того, чтобы пригласить Ачера войти в дом, Мэй предложила ему прогуляться по апельсиновой роще за городом. Она только что каталась на лодке по реке, и, казалось, солнце поймало ее в свои золотые сети. На ее загорелое лицо падали непокорные пряди волос, напоминавшие мокрые золотистые водоросли. Глаза Мэй казались почти прозрачными в своей невинной чистоте. Когда она шагала рядом с Ачером в длинном развевающемся платье, лицо ее хранило такое же безмятежное выражение, какое было, разве что, у мраморных статуй олимпийских богинь.

Мэй оказывала на Ачера, чьи нервы были взвинчены до предела, такое же успокаивающее воздействие, как медленно текущая река, или голубое небо. Они расположились на скамейке под апельсиновыми деревьями, и молодой человек, обвив рукой стан своей невесты, поцеловал ее. Ему казалось, что он пьет из холодного источника, на дне которого спряталось солнце. Но, должно быть, его страстность немного испугала девушку, ибо она вдруг вспыхнула и поспешила освободиться из его объятий.