«Боюсь, поведение Элен и ее идеи не вполне адекватны нашим, — начала она. — Ей исполнилось всего восемнадцать лет, когда Медора Мэнсон увезла ее обратно в Европу. Помните, как она всех шокировала, появившись на выпускном балу в черном платье? Это был странный каприз Медоры — как оказалось, пророческий! Это случилось двенадцать лет тому назад, и с тех пор Элен ни разу не возвращалась в Америку. Не удивительно, что она совершенно европеизирована».
«Но и в Европе не так просто получить развод: графиня Оленская надеялась, что ее жажда свободы найдет отклик в сердцах американцев!»
В первый раз после того, как молодой человек покинул Скайтерклиф, он произнес это имя. При этом он почувствовал, что краснеет. Миссис Велланд слегка улыбнулась и пожала плечами.
«Что и говорить, у иностранцев весьма своеобразные представления о наших порядках. Они полагают, что американцы всегда обедают в два часа дня, и что они одобряют разводы! Поэтому, не нахожу занятия более глупого, чем развлекать гостей, приехавших в Нью-Йорк. Они не прочь воспользоваться нашим гостеприимством, а когда возвращаются к себе на родину, продолжают рассказывать об Америке всякие небылицы».
Ачер оставил это без комментариев, и миссис Велланд продолжала:
«И мы все бесконечно признательны вам, Ньюлэнд, за то, что вы убедили Элен отказаться от этой затеи. Даже миссис Мэнсон Мингот и дяде Ловеллу не удалось вразумить ее! В своих письмах они сообщают, что только благодаря вашему влиянию она изменила свое решение, — Элен сама в этом призналась своей бабушке. Она симпатизирует вам, Ньюлэнд! Бедняжка Элен! Она так своенравна! Хотелось бы знать, какая судьба ее ожидает!»
«Мы все, похоже, сыграем в ней незавидную роль, — подумал он. — Она ведь не сможет стать законной супругой какого-нибудь порядочного человека, а обстоятельства — так, как они складываются в данный момент! — толкают ее в объятия Бьюфорта.»
Интересно, какова была бы реакция миссис Велланд, если бы он отважился произнести эти слова вслух? Он представлял себе, как внезапно изменится выражение ее лица, — такого строгого и спокойного; преодоление трудностей на жизненном пути не могло не оставить на нем свой отпечаток, но ее черты все еще не утратили следов былой красоты. Молодой человек видел, что между миссис Велланд и Мэй определенно есть внешнее сходство. Он невольно спрашивал себя, как изменится с возрастом лицо Мэй. Вероятно, оно тоже округлится, и на нем застынет выражение такого же непобедимого величия, граничащего с… наивностью.
О, нет! Ачер вовсе не хотел, чтобы в Мэй утвердилась наивность такого рода. Она не давала простора воображению и ограничивала деятельность ума, противопоставляя интуицию жизненному опыту.
«Я нисколько не сомневаюсь, — продолжала миссис Велланд, — что если бы об этом кошмаре написали газеты, моего бедного мужа хватил бы удар! Конечно, я не знаю всех подробностей этой истории. Когда бедняжка Элен хотела мне все рассказать, я ее остановила. Посвятив себя заботам о больном муже, я должна держать в чистоте свои мысли и не думать о грустном. Мистер Велланд и без того ужасно расстроен! Каждое утро, пока мы ожидали, какое решение примет графиня, у него на несколько градусов поднималась температура. А каково моей бедной девочке было узнать, что такие вещи случаются на белом свете? Но я знаю, дорогой Ньюлэнд, что вы тоже очень переживали! Мы все прекрасно понимаем, что в ваших мыслях прежде всего была Мэй!»
«Я всегда думаю о Мэй,» — сказал молодой человек, поднимаясь, чтобы прекратить этот затянувшийся разговор. На самом деле ему хотелось воспользоваться беседой с миссис Велланд, чтобы поторопить ее со свадьбой. Нужно было добиться, чтобы она, по крайней мере, назначила день бракосочетания. Но Ачер никак не мог придумать ни одного веского довода, чтобы убедить ее, и когда экипаж, в котором ездили на прогулку мистер Велланд с Мэй, остановился у дверей, он вздохнул с облегчением.
Единственное, что ему оставалось, это умолить Мэй поторопить родителей, и за день до своего отъезда он повел ее в заброшенный сад, в котором сохранились руины здания старой испанской миссии. Прийдя сюда, они словно очутились в одном из уголков европейского города. Мэй, очаровательно смотревшаяся в своей широкополой шляпе, которая отбрасывала таинственную тень на ее лучистые глаза, слушала его с живым интересом: он увлеченно рассказывал ей о Гранаде и Альгамбре.
«Мы могли бы побывать в этих местах вместе уже этой весной, а потом посмотреть, как проходят пасхальные церемонии в Севилье», — заметил он, несколько преувеличивая свои запросы, в надежде, что хоть часть его планов осуществится.
«Пасха в Севилье? Но со следующей недели начинается Великий пост!» — рассмеялась девушка.
«Почему бы нам не пожениться во время Великого поста?» — настойчиво спросил Ачер, но Мэй посмотрела на него в таком испуге, что он устыдился своего порыва.