Век перевода (2005)

Зимою моя любимая —
среди зверей лесных.
Знает лисица одна,
что утром я должен домой,
и смеется.
Из продрогшего облака мне
за шиворот падает снег.
Зимою моя любимая —
дерево среди деревьев и одиноких
сзывает ворон-неудачниц

в роскошную крону свою. Она знает

что ветер, как только забрезжит
ее, покрытое блесками изморози
вечернее платье сорвет
и меня прогонит домой.

Зимою моя любимая —

среди рыб и нема.
Вся во власти вод, которые заставляют
полоски ее плавников изнутри трепетать.
стою я на берегу и гляжу,
пока ледовые не прогонят меня торосы,
как ныряет она и виляет.

И снова, охотничьим криком птицы

застигнут, той самой, что крылья свои
надо мной распластала, падаю я
в открытом поле: она ощипывает
цыпленка и бросает мне белую
берцовую кость. Я хватаю подачку,
я иду прочь — горький пораженец.

Ненадежна моя любимая,

я знаю, она летает иногда
на высоких каблучках в город,
она целуется в баре через соломинку
взасос со стаканом,
и ей приходят слова обо всем.
Однако я не понимаю этого языка.

Я видел туманную страну.

Я видел туманное сердце.

ОТСРОЧЕННОЕ ВРЕМЯ

Наступают тяжелые дни.
Время для обжалования
истекает на горизонте.

Скоро тебе обувь свою шнуровать

и борзых из гона назад окликать.
Потому что рыбьи потроха
высушены на ветру.
Тускло догорает лучина.
Твой взгляд прокладывает путь в тумане:
время для обжалования
истекает на горизонте.

Там тонет в песке любимая,

он поднимается до ее волос,
он попадает ей в слова,
он приказывает ей молчать,
он находит ее смертной
и желает расстаться
после каждых объятий.

Не оглядывайся по сторонам.

Шнуруй свою обувь.
Окликай из гона борзых.
Выбрасывай рыб в море.
Туши лучину.

Это наступают тяжелые дни.

ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Действительность в глаза не бросит соли,
для сна и смерти, пасхи и поста
ты в ней укоренен, подвержен боли,
действительность — могильная плита.

Действительность застиранной природы —

линялый лист ложится в перегной
за годом год, и так все эти годы,
они ничто без смены временной.

Действительности заскорузлый гребень

расчесывает землю на пробор,
плоды труда сгребает, жатвой бренной
питает и питается тобой.

Действительность останется сокрыта,

уже на кон поставлена судьба,
ты обыграл себя, та карта бита,
что выпала и выдала тебя.

Плеснет луна отравленного пива.

Так выпей же. Ночь горечи полна.
Вскипает пух в подкрылке голубином,
не будет ветвь в ковчег принесена.

Был брошен в мир, забит в колодках тесных,

действительность застенка познавал.
Проснись, и ты увидишь — неизвестный
проход в стене уже замуровал.

Владислав Резвый {33}

РОБЕРТ ГРЕЙВЗ (1895–1985)

СТАРИК ИЗ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕГО ЛЕГИОНА